Моя до полуночи - Лиза Клейпас

– Господи! – воскликнул Фрост. – Вы еще спрашиваете! Вы не джентльмен, вы не ее круга, и… черт побери, вы даже не настоящий цыган. Вы полукровка.

– И все равно я женюсь на ней.

– Но не раньше, чем я увижу вас в аду! – Фрост сделал шаг навстречу Кэму.

– Либо вы бросите лом, – спокойно заметил Кэм, – либо я сломаю вам руку. – Он искренне надеялся, что Фрост нападет на него. Но Фрост положил лом на пол.

– После того как я поговорю с Амелией, она больше не захочет иметь с вами ничего общего, – сказал Фрост. – Я постараюсь сделать так, чтобы она поняла, что будут говорить в обществе о леди, которая спит с цыганом. Уж лучше бы с крестьянином. С собакой…

– Я понял вашу мысль. – Роан улыбнулся так спокойно, что Фрост взбесился. – Но не кажется ли вам интересным, что предыдущий опыт мисс Хатауэй с джентльменом ее круга заставил ее взглянуть более благосклонно на цыгана? Вам ли рассуждать о благородстве?

– Самонадеянный бастард! – пробормотал Фрост. – Вы погубите ее. Если бы вы ее действительно любили, вы бы исчезли навсегда.

Он выбежал из комнаты, и скоро его шаги были слышны уже на лестнице.

А Кэм еще долго стоял в пустой комнате. Его душил гнев, но хуже того, он чувствовал свою вину. Он тот, кто он есть, и этого изменить не в силах. И он не сможет защитить Амелию от тех сплетен, которые неизбежны, если она станет женой цыгана.

Но будь он проклят, если допустит, чтобы она осталась в этом безжалостном мире одна, без него.

Ужин начался в полном молчании. Уэстклиффы и Сент-Винсенты уехали в Бристоль, а Лео отправился в поисках развлечений в деревенскую таверну. Амелия не могла себе представить, какие там могут быть развлечения, но Лео, очевидно, была нужна более сочувствующая компания, чем в Стоуни-Кроссе.

Меррипен оставался в постели и почти все время спал. Это было так на него не похоже, что все сестры сильно беспокоились.

– Я думаю, ему полезно отдохнуть, – сказала Поппи, катая по столу хлебные крошки. Увидев это, к ней поспешил слуга с салфеткой и серебряным совком, чтобы смести крошки со скатерти. – И раны так быстрее заживут.

– Кто-нибудь видел плечо Меррипена? – спросила Амелия, взглянув на Уин. – Наверное, пора менять повязку.

– Я это сделаю, – сразу же вызвалась Уин. – И заодно отнесу ему ужин.

– Беатрикс пойдет с тобой, – посоветовала Амелия.

– Я справлюсь с подносом.

– Дело не в этом… Я имела в виду, что неприлично оставаться одной с Меррипеном в его комнате.

Уин удивилась и скорчила гримасу.

– Мне не нужна Беатрикс. В конце концов, это всего лишь Меррипен.

Когда Уин ушла, Поппи посмотрела на Амелию:

– Ты думаешь, что Уин и вправду не знает, как он…

– Понятия не имею. Я никогда не заводила с ней разговор на эту тему, чтобы она не начала об этом думать.

– Надеюсь, что не знает, – предположила Беатрикс. – Это было бы так печально, если бы она знала.

Амелия и Поппи с удивлением глянули на свою младшую сестру.

– Ты знаешь, о чем мы говорим, Беа? – спросила Амелия.

– Конечно. Меррипен влюблен в Уин. Я поняла это уже давно, еще когда увидела, как он моет окно в ее комнате.

– Моет ее окно? – одновременно спросили сестры.

– Ну да. Еще когда мы жили в нашем доме в Примроуз-плейс. Если вы помните, в комнате Уин было двустворчатое окно, и оно выходило на большой клен. После скарлатины Уин должна была еще долго оставаться в постели и была так слаба, что даже не могла удержать в руках книгу. Поэтому она просто лежала и наблюдала за гнездом на ветке этого клена. Она видела, как ласточка выводила птенцов, а потом учила их летать. Однажды Уин пожаловалась, что окно такое грязное, что ей ничего не видно, а небо всегда выглядит серым. И Меррипен каждый день мыл окно так, что оно блестело, как зеркало. Иногда он даже залезал на стремянку, чтобы вымыть окно снаружи, а вы же знаете, как он боится высоты. Вы разве никогда не видели, как он это делал?

– Нет. – У Амелии даже защипало в глазах. – Я не обратила внимания.

– Меррипен сказал, что для Уин небо всегда должно быть голубым. И тогда я поняла, что он… Ты плачешь, Поппи?

Поппи вытерла салфеткой глаза.

– Нет, просто вдохнула перец.

– И я тоже, – сказала Амелия и высморкалась.

Уин несла в руках легкий бамбуковый поднос с бульоном, хлебом и чаем в комнату Меррипена. Она не без труда уверила служанку, что может сама отнести поднос. Слуги были обучены тому, что никто из гостей дома не должен ничего делать по хозяйству. Но Уин знала, как Меррипен не любит незнакомых людей, а в болезненном состоянии он особенно уязвим.

Наконец был достигнут компромисс – служанка донесет поднос до верха лестницы, а там его возьмет Уин.

Из комнаты Меррипена доносились какие-то странные звуки – будто об стену швырнули какой-то предмет, а потом раздался грозный рык Меррипена. Уин нахмурилась и быстрыми шагами пошла по коридору. Из комнаты Меррипена вышла недовольная служанка.

– Нет, вы видели такое! – воскликнула она, вся красная от гнева. – Я вошла к нему, чтобы разворошить угли и добавить дров в огонь, а этот противный цыган закричал и бросил в меня чашкой.

– О Боже. Мне очень жаль. Вы не пострадали? Я уверена, что он не нарочно…

– Да, он промахнулся, – с удовлетворением сказала служанка. – От этого лекарства он стал еще более невменяемым, чем констебль на Кейбл-стрит. – Служанка имела в виду длинную улицу в Лондоне, известную своими притонами для курения опиума. – На вашем месте, мисс, я бы не стала сейчас к нему входить. Он разорвет вас пополам, как только вы к нему приблизитесь на расстояние руки. Вот зверь!

– Да, спасибо. Я буду осторожна.

Доктор, видимо, оставил сильнодействующее болеутоляющее, потому что обожженное плечо Меррипена страшно болело. Лекарство, по-видимому, содержало опиум и алкоголь. Поскольку Меррипен никогда не принимал никаких лекарств и очень редко выпивал стакан вина, он, видимо, был крайне чувствителен к интоксикации.

Уин вошла в комнату и направилась к столику возле кровати, чтобы поставить поднос. Услышав голос Меррипена, она слегка вздрогнула.

– Я сказал, чтобы ты убиралась! Я сказал… – Увидев Уин, он осекся.

Уин еще никогда его таким не видела. Лицо было красным, взгляд – блуждающим. Меррипен лежал на боку, белая рубашка была спущена с левого плеча так, что было видно повязку. Его мускулы блестели, как полированная бронза. Он был напряжен, и от него исходил, как когда-то говаривала ее мать, «звериный дух».

– Кев, – тихо сказала Уин, назвав его по имени. Когда-то, после того как Уин заболела скарлатиной и он хотел заставить ее принять какое-то лекарство, они заключили сделку. Уин отказывалась от лекарства, если он не назовет своего имени. Она пообещала, что никому не скажет, и сдержала слово. Он даже думал, что, возможно, она вообще его забыла.