Зимний сад - Кристин Ханна

им кажется другом. В небе танцуют искорки северного сияния, раскрашивая его в удивительные оттенки.

В конце моста, под фонарем, они останавливаются и смотрят друг другу в глаза.

– Приходи к нам завтра на ужин, – предлагает она, – хочу познакомить тебя с семьей.

– А если я им не понравлюсь?

Голос не сорвался, и ничто в его лице не выдавало волнения, но Вера теперь умеет читать его сердце столь же легко, как если бы оно билось прямо в ее бледных руках. Она слышит в его словах боль брошенного ребенка, который обрел семью, когда было уже слишком поздно.

– Они полюбят тебя, Саша, – говорит она, впервые чувствуя себя взрослее его. – Поверь мне.

– Дай мне еще один день, – просит он. – Не говори о нас никому, прошу тебя.

– Но я люблю тебя.

– Всего один день, – повторяет он.

Хоть это и глупо, она решает, что готова подождать. При мысли о еще одной волшебной ночи, когда во всем мире будут только они одни, ее лицо озаряет улыбка. Вера может снова сказаться больной.

– Встретимся завтра в час. Но не заходи в библиотеку. Мне нельзя потерять работу.

– Я буду ждать тебя на мосту у крепостного рва. Хочу кое-что тебе показать.

Вера наконец отпускает его руку и переходит дорогу. Дома она втаскивает велосипед по ступенькам на второй этаж, стараясь как можно меньше шуметь, и отворяет дверь. Ржавые петли скрипят, а велосипед дребезжит.

В нос ей шибает запах дыма. За столом, с папиросой в руке, сидит мама. У ее локтя стоит пепельница с кучкой окурков.

– Мама! – вскрикивает Вера.

Велосипед с грохотом падает.

– Тише, – резко говорит мама, покосившись на кровать, где похрапывает бабушка.

Вера ставит велосипед на место и подходит к столу. В квартире не горит свет, но хватает и бледного сияния, что проникает сквозь окно, смягчая все очертания, в том числе лицо ее матери, кривящееся в сердитой гримасе.

– И где же овощи с огорода?

– Я… налетела на кочку и свалилась с велосипеда. Все овощи рассыпались. – Ложь рождается сама собой, и она цепляется за нее. – Еще и ударилась, бок теперь страшно болит, поэтому и приехала поздно. Пришлось идти до дома пешком.

Мама смотрит на нее без тени улыбки.

– Семнадцать лет – это очень мало, Вера. Ты еще не созрела для жизни… и любви… даже если считаешь иначе. А живем мы в опасные времена.

– Тебе ведь тоже было семнадцать, когда ты влюбилась в папу.

– Да, – говорит мама и вздыхает, будто ей уже все известно и с этим вздохом она признает поражение.

– Ты ведь ничего бы не стала менять, правда? Точно так же полюбила бы папу.

Маму передергивает от слова «любить».

– Нет, – мягко отвечает она, – я бы не полюбила поэта, который больше печется о своих драгоценных стихах, чем о близких людях. Тогда я не знала, каково это – жить с разбитым сердцем. – Она тушит папиросу. – Нет. Вот мой ответ.

– Но…

– Знаю, пока ты не понимаешь меня, – глядя в сторону, продолжает мама, – и надеюсь, что никогда не поймешь. Ложись спать, Вера. А я притворюсь, что ты по-прежнему моя маленькая невинная дочка.

– Так и есть, – возражает Вера.

Мама снова бросает на нее взгляд.

– Думаю, это ненадолго. Слишком уж ты хочешь любви.

– Ты говоришь так, будто любовь – это болезнь.

Ничего не ответив, мама ложится на их узенькую кровать; Ольга всхрапывает и закидывает на нее руку.

Вера хочет задать матери еще много вопросов, описать свои чувства, но той, похоже, нет до этого дела. Не потому ли Саша попросил об отсрочке? Неужели он знал, что ее мама будет против?

Она чистит зубы, переодевается ко сну и заплетает косы. Забравшись в постель, прижимается к матери и чувствует тепло ее рук.

– Будь осторожна, – шепчет мама, – и больше никогда мне не ври.

Глава 15

Утром Вера встает пораньше, моет волосы в кухонной раковине и тщательно расчесывает их щеткой.

– Куда собираешься? – спрашивает Ольга сонно.

Вера прижимает палец к губам: «Тсс».

Мама приподнимается в постели.

– Можешь не таиться, Вера. Я чувствую, что ты сбрызнула волосы розовой водой.

Вера думает, не стоит ли соврать матери, сказать, что в библиотеке сегодня важные гости, но в конце концов решает не отвечать.

Мама сбрасывает с себя тонкое одеяло и слезает с тесной кровати. Как две синхронистки, они с Ольгой встают рядом в истрепанных белых сорочках.

– Приводи его в воскресенье, – говорит мама. – Бабушки не будет дома.

Вера бросается к маме и крепко-крепко обнимает ее. Затем, как происходит каждое утро уже больше года, они завтракают и вместе выходят из дома.

Когда мама сворачивает в сторону склада, Вера берет сестру под руку.

– Ну рассказывай, – просит та.

– Это принц Александр. Саша. Он ждал, пока я стану постарше, и теперь в меня влюблен.

– Принц, – ошарашенно повторяет Ольга.

– Вечером мы с ним снова увидимся. Скажи маме, что у меня все в порядке и что я вернусь домой как только смогу. Не хочу, чтобы она волновалась.

– Она будет в ярости.

– Знаю, – говорит Вера. – Но что еще мне делать? Я люблю его, Оля.

Они подходят к перекрестку, и Ольга останавливается.

– Но ты ведь придешь домой, правда?

– Обещаю.

– Ну хорошо. – Ольга целует ее в обе щеки и убегает в сторону музея, в котором работает.

На следующей улице Вера садится в трамвай и проезжает пару кварталов. Обдумывая, как бы сбежать с работы пораньше, она заходит в библиотеку.

В роскошном вестибюле, скрестив руки и нетерпеливо притоптывая по мраморному полу, стоит библиотекарша.

Вера резко останавливается.

– Простите меня, госпожа Плоткина, я опоздала.

Библиотекарша бросает взгляд на часы, висящие на стене.

– На семь минут, если быть точной.

– Да, госпожа. – Вера изображает раскаяние.

– Вчера вас видели в Летнем саду.

– Нет, умоляю вас…

– Вы дорожите этой работой?

– Да, госпожа. Очень дорожу. Без нее я не смогу прокормить семью.

– Будь я дочерью изменника, я бы вела себя осторожно.

– Да, госпожа. Я понимаю.

Библиотекарша потирает руки, словно этот разговор испачкал их.

– Прекрасно. Ступайте в хранилище и разберите коробки.

– Да, госпожа.

– Полагаю, больше болеть вы не будете.

Чувствуя себя птицей в клетке, Вера проводит весь день в темном и пыльном хранилище. Она представляет, как Саша ждет ее на мосту, сперва улыбаясь, затем становясь все мрачнее.

Ей отчаянно хочется сбежать от гнетущей тишины, но страх теперь едва ли не сильнее любви, и от этого ее охватывает стыд. Она дочь врага королевства, и ей