Его моя девочка - Эльвира Смелик

Он остановился, не дойдя всего шаг, посмотрел на неё. Просто посмотрел, прямо в глаза, и не отводил взгляда, и молчал – то покусывал губы, то сжимал их, но произнести не решался.

Скорее всего, Лиза понимала, что Никита хотел сказать, и почему никак не мог это сделать. Слишком неопределённо, слишком непредсказуемо, слишком сложно. Может, и легче окажется вдвоём, а может, как раз наоборот, гораздо труднее. Он же ничего не мог предложить взамен, даже собственную уверенность, поэтому не имел права просить, даже если очень-очень хотел.

Он мотнул головой, возражая сам себе, отвёл взгляд, уставился в пол.

– Уходи. – Но тут же вскинулся, опять посмотрел в глаза. – И больше не появляйся здесь. Поняла?

– Он же всё равно уже видел, и ничего не случилось, – напомнила Лиза. – Думаешь, поверил про сестру?

– Да мне плевать, во что он там поверил! – резко произнёс Никита. – Сегодня обошлось. А завтра? Кто знает, чего ему эта дура нашипит. – Добавил тихо, внезапно охрипшим голосом: – Не хочу бояться за тебя ещё сильнее.

Лиза опустила голову, пробормотала виновато:

– Извини. Это всё из-за меня.

– Что? – Он наконец-то сделал этот последний разделявший их шаг, зацепил пальцами её подбородок, приподнял, наклонился к самому лицу, выдохнул сердито: – Слушай сюда. Только попробуй ещё раз так сказать. Это ты из-за меня… во всём этом дерьме. А без меня – зачем ты ей сдалась? – Убрал руку, опять отступил, заявил твёрдо: – Уходи. Совсем. Хватит уже нам глупости делать. Ты же слышала, меня через неделю выпишут.

– И ты уедешь, – судорожно сглотнув, закончила за него Лиза.

– Уеду, – без колебаний подтвердил Никита.

И тогда она всё-таки выговорила – то, что так и не решился предложить он.

– Можно… я с тобой?

Никита нахмурился, произнёс возмущённо:

– Ты – дура?

– Ты не хочешь?

– Не хочу, – с напором заключил он. – Нафига мне это надо? Я с собой-то не знаю, что делать, а тут ещё ты.

– А потом?

– Когда потом? Какое потом? Если сейчас ничего не ясно. – Никита отошёл, развернулся спиной, но так и не услышав её шагов, оглянулся, воскликнул зло и раздражённо:

– Да уйдёшь ты или нет?! Убирайся!

– Лиз, ты уверена? – мама уже задавала подобный вопрос, только другими словами, будто надеялась, что, если найдёт подходящую формулировку, ответ изменится. – По-моему, тебе всё-таки лучше остаться. Так всем спокойней.

Всем, но не ей.

– Или хотя бы подожди немного. Пусть сначала Никита устроится, а ты уже приедешь к нему потом, когда станет более-менее ясно.

– Мам, да всё и так ясно.

И даже то, что родители надеются, что за время отсрочки Лиза передумает. А ей… ей даже представлять страшно, что опять надолго придётся расстаться. Хватит. Она уже знает, какого это – без него. Каким-то чудом продержалась несколько дней, либо отвлекаясь на учёбу, либо впадая в спячку. Но тогда Никита был близко, можно хотя бы увидеть, а тут – в другом городе. А переписка и звонки… – это только терзать себя ещё сильнее: слышать, говорить, но не иметь возможности дотронуться, убедиться, что вот он, есть. «Мой».

– Он же не в никуда уезжает, – со значением напомнила Лиза. – Я же говорила, у него там дед, а у деда квартира. Двухкомнатная. Всем места хватит. К тому же он сам устал в одиночестве. Дед, в смысле. Ну и со здоровьем у него проблемы.

– Да неужели по-другому нельзя? – не выдержал папа. – Что это за блажь вообще? – Он недовольно поморщился, прежде чем произнести следующие слова: – Хотите жить вместе, так живите здесь. Уезжать-то зачем?

– Па-ап, – протянула Лиза.

Всё-таки немножко удивительно, что он принимал в штыки её неминуемую, вполне логичную и ожидаемую самостоятельность и взрослость. Хотя, может, и совсем иное: то, что теперь у дочери появился в жизни другой главный мужчина. Но это же естественно. И хорошо, что Лиза сначала с мамой поговорила, по-честному рассказала ей почти всё – настоящие причины.

Та, обо всём узнав, несколько минут просто сидела и молчала. Они и тут похожи: не впадают сразу в истерику, не начинают орать и возмущаться, какое-то время вникают в услышанное (или увиденное, или узнанное), словно откладывают решающий шаг в новый, изменённый известием мир, собираются с силами и мыслями. А папа наверняка бы сразу вспылил, запер дочь в комнате, заколотил дверь досками, а сам помчался к Никите разбираться, даже несмотря на то, что он и так в больнице.

Он и сейчас сидел мрачнее тучи, а мама не убирала ладонь с его руки, а иногда даже успокаивающе поглаживала. И Лиза была ей благодарна, жутко благодарна и за понимание, и за поддержку, и за эту невозмутимость, и за женскую солидарность и непростой сохранённый секрет.

– Ну а если бы я захотела учиться… – предположила Лиза, – в другом городе. Например, в Москве, как Ася. Ты бы тоже возражал? Говорил бы, что блажь, что можно и здесь?

Папа не стал заявлять «Это другое», воскликнул:

– Вот именно! А как же учёба? Вы ведь оба ещё не доучились. И что теперь? Бросите?

– Переведусь на заочку, – невозмутимо сообщила Лиза. – Это несложно, я узнавала. А Никите «академку» дадут. По семейным обстоятельствам. За дедушкой же ухаживать нужно, а больше некому. – А потом посмотрела жалобно. – Ну чего вы? Я ж не на войну уезжаю. И совсем недалеко. И, если не получится, вернусь. Не останусь там сидеть и страдать. Я же не собираюсь вам ничего доказывать. Мам, пап. И на сессии же приезжать буду, никуда не денусь.

И она не передумает, точно не передумает. Как бы ни уговаривали родители, взывая к рассудку. Да если бы даже ругались, запрещали, угрожали, что если она всё-таки уедет, то пусть домой больше не возвращается, что бы ни случилось. Лиза бы всё равно не отступила. Как несколько дней назад, в больнице. Несмотря на всю грубость обращённых к ней слов, на резкие интонации. Она же прекрасно понимала, Никита ведёт себя так нарочно, надеясь, что она обидится и правда уйдёт.

Но она же не настолько наивная.

– Крайнов!

Он нехотя оглянулся.

– Чего тебе ещё?

Но оглянулся же, не удержался. И Лиза подошла, уставилась прямо в его тёмные скрытные глаза.

– А теперь скажи, только честно. Ты правда хочешь уехать совсем один? Без меня.

Он опять начал, про «не важно, чего он хочет, что из-за него ей и так пришлось пережить много всего, что это неразумно» и так далее, и тому подобное. Она смиренно выслушала до конца все его убедительные аргументы, а потом произнесла:

– Ты так и не ответил. А я же конкретно спросила. И можно было обойтись всего лишь «да» или «нет».

– Я уже говорил, – упрямо напомнил Никита, сжал губы, и опять отошёл, уселся на кровать.