Мод. Откровенная история одной семьи - Донна Фоли Мабри

— А на что ты хочешь копить, Джин?

— Увидишь, — улыбнулся он.

На следующий день он отправился в банк. Там ему дали книжку, и каждую неделю он клал на нее деньги. Ему нравилось, когда кассир записывал сумму, подводил итог и вносил его в свою книгу.

Я подумала о своей шкатулке в глубине ящика — не открыть ли и мне счет в банке? Джордж был не из тех, кто сует свой нос в чужие дела, но Пол лез повсюду. А вдруг он найдет мои деньги и расскажет о них Джорджу? И я отправилась в банк, открыла счет и спрятала сберегательную книжку в Библию. Уж туда-то Пол точно не догадается заглянуть.

В свой 49-й день рождения, в 1941 году, я узнала, на что копил Джин. После смерти Джеймса никто не заботился о моем дне рождения.

Бесси испекла свой фирменный торт, потом зажгли свечи, и все спели мне песенку. Максин подарила голубой платок. Бетти Сью скопила деньжат, что заработала нянечкой, и купила мне красивый домашний халат. Даже Пол нарисовал открытку. Джордж съел два куска торта, улыбнулся мне и поздравил с днем рождения. Потом все посмотрели на Джина, который тоже улыбнулся и кивнул Джону. Оба они вышли из дома — я не знала, радоваться мне или печалиться.

Через минуту грузовик Джона подъехал к заднему крыльцу, и они с Джином выгрузили из него электрическую стиральную машинку и отнесли в подвал.

Потом поставили стул, чтобы я села и смотрела, как они подключают ее и показывают, как ею пользоваться. Это было потрясающе! Через шланг они пустили горячую воду. Вместе с машинкой я получила стиральный порошок — больше не нужно было нарезать хозяйственное мыло в воду! Они отмерили порошок, насыпали его и положили внутрь кое-какую одежду. Когда машинку включили, трубка в центре завращалась, а выключив ее, они достали одежду — по одной — и пропустили через отжималку в верхней части машины. Джин погрозил мне указательным пальцем:

— Смотри, будь осторожна, когда отжимаешь, чтобы не пропустить через эти валики свои пальцы!

С обратной стороны валиков выходила чистая, выжатая одежда и падала в мойку, которую Джин наполнил холодной водой для полоскания. Он немного пополоскал их руками и снова пропустил через отжималку.

— А теперь можно развешивать!

Затем показал, как выводить из машинки воду. Это было самое прекрасное, что я когда-либо видела! У Бесси уже была машинка, но гордость не позволяла мне попросить ею воспользоваться. Я тайком поглядывала на стиральные машинки «Сирс Ройбак», даже и потратить на такую свои скромные сбережения, но даже помыслить не могла, что стиральная машинка появится у меня так скоро.

Я сидела и плакала. С восьми лет я стирала в лохани со стиральной доской, иногда на шестерых человек. Таскала воду из колодца, чтобы наполнить корыта, а закончив, поливала этой водой огород, чтобы убить вредителей.

У Джина глаза тоже блестели: видно, что он понимал, как много это для меня значит.

В ту ночь я с особым жаром поблагодарила Бога за него, за лучшего сына, о котором только можно мечтать.

После смерти Джеймса я никогда не была так счастлива. Дети мои были счастливы. Даже Баду с его бесшабашным характером нравилось в армии. У Джина была хорошая работа, и кажется, он уже вполне поправился после падения, и почки его больше не беспокоили. Бетти Сью любила своих подружек и хорошо училась в школе. Джордж и Джин работали на стабильной работе и приносили домой неплохие деньги, которых хватало на оплату счетов и на все необходимые продукты. Мне нравился мой современный дом, с водопроводом, туалетом внутри, газовой плитой, а теперь еще и электрической стиральной машинкой.

Лишь мысли о Поле не давала мне покоя. Он был своенравным и не хотел ходить в школу, только сидел у окна по несколько часов, уставившись в одну точку. Друзей у него не было. Всякий раз, когда я пыталась заставить его ходить в школу или в церковь, Джордж велел мне оставить его в покое, и я обычно слушалась.

Джин работал на заводе в первую смену, вставал в пять утра и приходил домой в три — одновременно с Бетти Сью. Я готовила им быстрый полдник, чтобы перекусить до ужина, они садились на кухне и начинали обсуждать прошедший день. Не считая редких вспышек, которые всякий раз напоминали мне ее бабушку, Бетти Сью была жизнерадостной девочкой, ей тоже перепало в наследство отцовское обаяние: она легко заводила друзей и любила учиться.

Летом 1941 года президент Рузвельт снова объявил призыв. Хотя Джину было уже двадцать, его не призвали. Я затаила дыхание в ожидании первого раунда призыва. У нескольких наших соседей сыновья ушли на фронт. Сама мысль о том, что мой бесценный мальчик уйдет на войну, пугала меня. Бад уже служил в армии, и мне казалось, что этого достаточно.

О войне в Европе я читала каждый день. Президент направлял Британии всю возможную помощь, дал ссуду на миллиард долларов. Я даже представить себе не могла такие огромные деньги, но по окончании войны они должны были их вернуть. Мне нравился президент Рузвельт, и я знала, что он поступает правильно. Ведь гораздо лучше помогать таким образом, чем отправлять на войну наших ребят.

Я надеялась, что денег и припасов, отправляемых Америкой за море, будет достаточно. Если Джин снова покинет нас, с ним уйдет и вся радость моей жизни. Тогда я еще не знала, что то, чего следовало бояться, было вовсе не за океаном.

Однажды Джин пришел с работы и сел за стол, я нарезала несколько ломтиков ветчины и сделала ему сандвич. Шестнадцатилетняя Бетти Сью ворвалась в комнату, а следом за ней вошло самое красивое создание, что я когда-либо видела — красивее любой кинозвезды из журналов.

Бетти Сью схватила девушку за руку и втащила на кухню.

— Мам, это моя подруга Эвелин, мы учимся в одном классе. Эвелин, это моя мама и мой брат Джин.

— Здравствуйте, — сказала девушка, робко улыбаясь и не поднимая глаз.

— Здравствуй, Эвелин, — сказала я. — Могу я тебя чем-нибудь угостить?

— Нет, спасибо, миссис Фоли, я в порядке. Я всего на минутку, потом мне надо домой, помочь маме с другими детьми.

Я вдруг поняла, что пялюсь на нее. Эвелин была где-то пять футов и четыре дюйма ростом[12], и для такой стройной девушки у нее была довольно большая грудь. Бедра у нее были округлые, талия тонкая. Каштановые волосы отливали на солнце рыжим и струились по спине, до пояса. Глаза были глубокого синего цвета, ресницы густые и длинные, а личико — овальное с пухлыми губками и точеным носиком. Я кое-как заставила себя отвернуться, но когда сделала это, то увидела то, что испугало меня.

Джин смотрел на Эвелин так, будто бы вошел в транс.

С тех пор Бетти Сью приводила Эвелин домой раз или два в неделю, и Джин вился вокруг нее, как щенок. Пытался с ней заговорить, но едва мог связать слова. Было видно, что ему нелегко скрывать свои чувства. К концу месяца он был безнадежно влюблен.