Гелиос. Жизнь после нас - Роман Бубнов

Джаггора видел подобные боеприпасы небесных людей во время одного из своих визитов на Северную Станцию, еще на стадии знакомства и согласования разрешений на этапы модернизации Ма-Лай-Кун.

– Ниглак-Ин-Прау! – заорал Бадглид, призывая братьев покинуть проклятое судно немедленно.

Спасаться особо было некуда. Сцепившиеся как брачующиеся лягушки два полуразрушенных Авиона зависли над плотными кронами дерева Ду, метрах в десяти над самыми верхними ветками.

Словно по команде «в воду», несколько воинов перемахнули через борт и, сиганув из гондолы, скрылись в гуще листвы. Джаггора прыгал последним. Мощный оглушительный взрыв, разворотивший останки грациозных аппаратов, сморщил гелиевые оболочки и превратил все в одну большую груду падающих щепок. Потеряв ориентацию в пространстве и отключившись, Бесстрашный растворился в бескрайней листве вслед за братьями.

* * *

Мы ничего не знаем о Вселенной, в которой мы живем.

Создаем законы, чтобы тут же их нарушать. Хотим доминировать, но не можем. Пытаемся проникнуть в сердце самопознания, но становится только хуже.

В конце концов, пора согласиться, что мы приходим в этот мир и уходим из него, так ничего и не поняв. Любые научные достижения, невероятные астрофизические открытия – все это меркнет перед нашей беспомощностью в глазах необратимой и суровой смерти.

Мы научились врачевать, выращивать органы, переливать кровь. Но пока не найдем ключ к бессмертию, так и останемся узниками крысиных бегов на выживание.

Сборище побитых судьбой стареющих кусков мяса с претензией на возвышенные роли в макрокосме.

Мысли эти сменил короткий сон, в котором она летала в облаках среди заснеженных горных вершин. В центре всей этой неописуемой красоты она наткнулась на возвышающийся незнакомый космический корабль, рядом с которым в окружении плачущих людей на фоне серых облезлых скал стоял и пристально смотрел на нее уставший и грустный отец.

Вспышка боли резко вернула ее к реальности.

Глаза слезились, руки не слушались, а окружающая тухлая вонь и поселившийся во рту стойкий горький привкус доводили до изнеможения.

Старыми перевалочными погребами для предварительной чистки и заморозки Муя-Най-Тцесс уже давно никто не пользовался. Находясь высоко в кронах деревьев Ду, они оказались слишком затратными в обслуживании и, к тому же, неэффективными в эксплуатации.

В яме было темно. Обглоданные рыбьи головы и разложившиеся подгнившие кишки стали домом и одновременно столовой для сотен червей, мокриц, многоножек и прочих богомерзких насекомых.

Нового квартиранта никто не ждал, поэтому прием оказался в прямом смысле холодным и бездушным.

Она пришла в себя около получаса назад. Почувствовав, как что-то крупное ползет по ноге, Сэм в первую очередь подумала о шершавом иглоногом пауке-скакуне Кеманге, пришедшем пообедать муравьями и жуками, и наткнувшемся на блюдо поинтереснее.

Но это был не паук. Девушка едва успела разглядеть светящееся изнутри существо, напоминавшее крупную луковицу на тончайших лапках-нитях, как оно тут же скрылось в крупной щели. Ничего подобного раньше она не видела.

А был ли этот «гость» вообще с Гелиоса?

В полумраке Сэм едва нащупала торчащий из грубой деревянной стенки сук, попыталась опереться о него и подняться. Ничего не вышло. После шестой или десятой попытки она сдалась окончательно и теперь просто лежала в этой зловонной куче компоста, ощущая ползающих под одеждой и в нижнем белье гадов. Значительная кровопотеря, острая боль в правом боку, сверхтяжелые мысли – и все это сразу на одной тарелке единой порцией.

Люка оказался предателем.

Жестоким и подлым.

Никогда бы никто о нем ничего такого не сказал и не подумал. Обычный абориген. С вечной грустинкой на лице. Нормальный работящий туземец.

Совершенно нетипичное поведение для представителя Намгуми.

Что она ему сказала или чем обидела, раз заслужила такую страшную смерть?

И куда они утащили Кирки? Что они с ней сделали? Она совсем еще девочка…

В толстой полоске света, идущей сверху, был отчетливо виден уплотняющийся, красиво завихряющийся замысловатыми узорами шелковый дым. С каждой минутой становилось жарче. Насекомые также чуяли беду, проявляя и без того неприятную суетливую активность.

Поначалу Сэм подумала, что кто-то поджег сарай. Но сейчас она точно поняла, что горело все гигантское дерево целиком. И, значит, она действительно в беде. Сквозь сон, в полубредовом состоянии ей чудились крики, доносившиеся издалека откуда-то снизу. Жаль, что никто не знает, где она. Никто не спасет ее.

Перспектива сгореть на костре судьбы в компании с рогохвостами, термитами и чешуйницами, измазанной с ног до головы гнусными рыбьими отходами, вызывала лишь раздражение и злость.

Нужно было придумать, как подать сигнал о помощи.

На крики сил не было – слишком мало их осталось. Цветной дым затерялся бы в плотном облаке смога. В набедренном отделении брюк было пусто. Стучать по бревну нечем.

Минуту! Что это?

Дрожащими пальцами Сэм выудила из нагрудного кармашка запутавшийся в комке пыли и ниток миниатюрный бордовый самодельный манок:

– Святые небеса, – прошептала она чуть слышно.

Приложив свисток к губам, девушка выдохнула, подав длинный громкий сигнал. Потом еще раз. Еще. Еще. И еще один.

Жгучая боль снова резанула под ребро, и Сэм, окончательно обессилев, провалилась в небытие.

Секунды превратились в часы, приумножая страдания становящегося нестерпимым кошмарного ада.

09:51 UGT

Гибридное поселение Ма-Лай-Кун

10-е астрономические сутки после глобального сбоя в работе системы спутников

Сидя в окружении восьми экипированных в тактические штурмовые бронекостюмы пехотинцев, а также Арла Эрака и Джазза, Элизабет думала о дочери. О том, что должно быть здорово, когда о тебе кто-то может позаботиться, когда ты кому-то нужен, когда тебя безвозмездно и искренне любят.

Ральф Моррис с ними не полетел. Он остался в жилом комплексе второго ретранслятора со своей напарницей и по совместительству любовницей Келли МакКинзи. Из содержимого привезенной конвертопланом аптечки, он лично снарядил ей капельницу с глюкозой, кофеином, мезатоном и норадреналином. Возможно, это было жгучее рвение опеки. Или просто заурядная трусость. Кто знает.

Мысли такого рода были неприятными и разили на весь отсек женским одиночеством, преследовавшим Элизабет на протяжении всей ее жизни.