Лампа для джинна - Анастасия Евлахова

– Нет-нет-нет, – запричитал он. – Нет! Нет!

Лёля вскочила вслед за Вовкой, обхватила Митю за голову и прижала к себе: то ли успокоить хотела, то ли задушить. Взгляд у нее был полон ярости.

– Башкой думаешь? – прошептала она, баюкая Митину голову.

Вовка отступила и врезалась в ручку шкафчика.

Беззвучно подошел Илья. Заглянул под раковину, отыскал тряпку, опустился на колени перед столом и принялся вытирать. Вовка смотрела, как безропотно и даже беззаботно он убирает, и думала, что если бы не он, то непременно бы свихнулась.

– Тише-тише, – бормотала Лёля, качая брата.

Илья встретился взглядом с Вовкой и, ободряюще улыбнувшись, пожал плечом.

– Резкие звуки, – шепнул он ей, потянувшись обратно под раковину.

– Что – резкие звуки?

– Он их не выносит, – тихонько ответил Илья, а потом добавил уже громче: – Уже десять, нужно сходить в салон связи. Купим Вовке новый телефон. И симку восстановим.

– Иду! Новый телефон!

Митину тревогу как рукой сняло. Лицо его разгладилось, будто нажали кнопку F5.

– Новый телефон! Самый-самый!

Он подскочил к Вовке и схватил ее за руку, преданно заглядывая в глаза. Вовку передернуло.

– Самый-самый не надо, – машинально ответила Вовка.

– Посмотрим, – улыбнулся Илья.

– Не смей, – отрезала Вовка. – Я такие деньги вернуть не смогу. И подарки такие не принимаю.

– Ну, говорю же, посмотрим, – развел руками Илья.

Солнце уже давным-давно взошло, но свет у него был какой-то неверный, полупрозрачный, как будто лампочка работала, но только на половину мощности. Небо при этом было сине-серое, но на тучи эта дымка не походила. Можно было смотреть прямиком на солнце, и перед глазами потом никакого пятна не плясало, свет совсем не обжигал сетчатку. Теней на земле не лежало, как в облачный день.

– Странная тут погодка, – подметил Илья, когда они вышли из подъезда.

Митя приплясывал рядом с Вовкой, то хватая ее за руку, то бросая и устремляясь куда-то вперед. Лёля не спускала с него глаз.

– Митя! Десять метров!

И он покорно возвращался, как выдрессированный пес.

Когда Митя приближался, Вовка старалась не смотреть в его сторону. Ее пугал этот низкорослый, странный человечек, которого так рьяно опекала Лёля. Когда он снова выдернул свою мокрую ладонь из ее пальцев, она прильнула к Илье и схватилась за него обеими руками. Хотелось уткнуться лицом в его широкую грудь, зажмуриться и ничего вокруг не видеть.

Митя оглянулся и заверещал не своим голосом. Лёля одернула Вовку, но она не разжала рук, и Митя завизжал еще громче.

– Нельзя! – зашипела Лёля.

Вовка смотрела на нее округлившимися глазами.

– Что – нельзя?

– Руки!

– Ну, руки?..

– Не подавай ему пример!

Но Митя уже подбежал, дернул Вовку на себя, как будто отбирал у другого мальчонки игрушку, и сжал ее в объятиях.

– Вовик, – с обожанием пролепетал он ей прямо в ухо, и Вовку обожгло.

Она что есть силы оттолкнула его, и Митя рухнул спиной на тротуар. Кажется, толчок вышел слишком сильным, потому что глаза у Мити загорелись такой нечеловеческой злобой, что Вовка испугалась по-настоящему. Безотчетно засунув руки в карманы, она сгорбилась и ждала, что будет дальше. Жетон в правом кармане обжег ее пальцы, но она даже не заметила.

Она ударила этого несчастного парня, который и постоять-то за себя не умеет. Что у нее в голове, как она так может?

Отыскала себе кривую дорожку… Высшего образования у нее не будет… Украла деньги у учительницы… Покалечила ненормального беднягу…

Голова у Вовки жужжала, как осиный улей.

Он сказал: «Вовик». Вовик! Та самая кличка, о которой никто не знает. Та самая кличка, о которой знает Джинн.

Вовка думала, что Митя скорчится на асфальте, может, даже заплачет, примется звать Лёлю, но он вскинулся, вскочил одним резким прыжком и бросился на Вовку. Уставившись в его черные, искаженные совсем не безумной яростью глаза, она даже подумать не успела – только выбросила вперед правую руку и зажмурилась.

Она не помнила, напоролся ли Митя на ее ладонь или сам споткнулся. Он рухнул ей прямо под ноги и разразился самыми настоящими слезами. Стоило Лёле над ним сгорбиться, и выражение зверской злости исчезло с его лица.

Джинн… Что, если это Джинн?..

Илья шагнул к Вовке, миролюбиво бормоча, но она не слышала. Она вырвалась из его рук и потянулась к Мите. Нет, не помочь, не успокоить – если это Джинн, то на этот раз она поймет… Но Митя дернулся, как от прокаженной, и взвыл.

– Отойди, дура! – воскликнула Лёля. – Дай ему в себя прийти! Все из-за тебя… Говорила же…

На той стороне проспекта стояли две пожилые дамы со сложенными зонтами-тростями. Кажется, они качали головами. Чуть поодаль за сценой наблюдал старичок в шляпе. Из-за журнального киоска выглядывали двое мальчишек.

Митя меж тем уже встал, вцепившись в рукав сестры, и покорно стоял, пока та отряхивала ему джинсы. А потом, не сказав ни слова, оттолкнул Лёлину руку и бросился прочь.

– Мить, ты куда? Стой! Да стой же, кому говорю! Десять метров, Митя! Десять метров!

Но Митя даже не обернулся.

– Вот натворила! Я теперь его полдня успокаивать буду!

Смерив подругу злобным взглядом, Лёля убежала за братом.

Илья обнял Вовку, и она охотно прильнула к нему в ответ.

– Не волнуйся, – пробормотал он ей в затылок. – Все будет нормально. Здесь полторы улицы, не заблудятся. Вернутся потом в квартиру. А мы пока сходим вдвоем.

– Что с ним такое? – изумленно шептала Вовка.

– Бывает, – отозвался Илья. – Бывает. Вон Лёля его каждый день терпит, и ничего.

Вовка качнул головой и хотела сказать, что Федя живет отдельно, но потом вспомнила, что это уже не Федя. Навалилась такая усталость, что хотелось просто рухнуть Илье на руки, и чтобы он спасал ее, как сказочную принцессу. Откуда в нем столько силы, столько рассудительности? Он просто улыбается, делает что нужно, и ничто его не берет!

Вот бы ей быть такой…

Но она – слабая девчонка, у которой украли родителей. Вот и все.

– Ну? – Илья приподнял ее подбородок и заглянул в глаза. – Лучше?

Вовка качнула головой. Тогда Илья наклонился и поцеловал ее.

– Теперь лучше? – спросил он, и глаза его смеялись.

Вовка подумала, что выглядит, наверное, ужасно. Без макияжа, растрепанная, растревоженная… А Илья берет – и целует ее, как будто ему все это неважно.