Целовать девушек - Джеймс Паттерсон

— Рад встрече. — Бектон пожимал Кейт руку, внимательно разглядывая ее. Она тоже была для него объектом изучения. У этого человека профессия в крови. Как будто родился с ней вместе. — Смотри туда, — сказал он, указывая пальцем в другой конец комнаты. Фэбээровцы уже успели разобрать гардероб Джентльмена. — Ты оказался совершенно прав. Мы за этим тощим шкафом доктора Рудольфа Гесса[22] обнаружили фальшстенку. Там еще фута полтора свободного пространства.

«Гардероб Джентльмена слишком уж узок, — вот какая мысль посетила меня во время странного состояния полузабытья. — Именно там должен быть тайник. Шкаф конечно же храм, но не дорогой одежды».

— Так вот где он хранит свои сувениры! — весьма кстати догадался я.

— Точно. Там стоит небольшой морозильник. А в нем его коллекция. — Бектон указал на запечатанные пакеты. — Ступни Санни Озавы. Чьи-то пальцы. Два уха с разными сережками — от двух жертв.

— Что еще вы обнаружили в этой коллекции? — спросил я Фила Бектона. Смотреть на ступни, уши и пальцы я не торопился. Его трофеи от охоты на молодых лос-анджелесских женщин.

— Тебе, наверное, уже известно из протоколов осмотра мест преступления, что он еще любит коллекционировать нижнее белье, надетое на них в тот момент: трусики, лифчики, колготки, есть женская майка с надписью «Соня и Скромница» — до сих пор пахнет духами «Опиум». Фотографии, несколько локонов рыжих волос. Такой, видишь ли, аккуратист. Каждая вещь в отдельном полиэтиленовом пакете. Пронумеровал их. От одного до тридцати одного.

— Этакие пакеты для бутербродов, — пробормотал я, — чтобы запахи сохранить.

Бектон кивнул и тупо ухмыльнулся, словно накурившийся до одури подросток. Кейт смотрела на нас, как на слегка тронутых. Какими мы, впрочем, и были в той ситуации.

— Хочу тебе еще кое-что показать. Думаю, тебе понравится. Пошли ко мне в кабинет.

На простом деревянном столе рядом с кроватью тоже лежали трофеи и сувениры Джентльмена. Большинство вещей уже было промаркировано. Чтобы поймать убийцу-аккуратиста, требуется не меньшая аккуратность.

— Роскошная штука. — Фил Бектон вытряс из одного конверта размером пять на семь дюймов фотографию.

На снимке был изображен молодой человек лет двадцати с небольшим. Состояние фотографии и одежда мужчины позволяли предположить, что сделана она была несколько лет назад. Лет восемь — десять, быстро сообразил я.

У меня на затылке волосы встали дыбом. Я прокашлялся.

— И кто это может быть?

— Вам знаком этот человек, доктор Мактирнан? — Фил Бектон повернулся к Кейт. — Доводилось его видеть раньше?

— Я… н-не знаю, — пробормотала Кейт. И судорожно сглотнула.

В спальне Джентльмена воцарилась тишина. За окном наступавшее утро окрашивало улицы Лос-Анджелеса огненно-красным светом.

Бектон достал из нагрудного кармана металлический пинцет и протянул мне.

— Переверни и все узнаешь. Как фотокарточки знаменитых бейсболистов, которые в детстве собирают. Мы, во всяком случае, собирали в Портленде.

Я подумал, что Бектону доводилось в жизни собирать не только фотокарточки бейсболистов. И осторожно перевернул фотографию.

Надпись была сделана аккуратным почерком. Мне вспомнилось, как надписывала все фотографии в нашем доме мама Нана. «Иногда люди забываются, Алекс. Даже те, что сфотографированы с тобой вместе, — говорила она. — Сейчас ты мне не веришь, но пройдет время, и сам убедишься».

Едва ли Уилл Рудольф мог забыть человека, изображенного на снимке, но тем не менее надпись сделал. У меня даже голова закружилась. Наконец-то в нашем безнадежном деле появилась зацепка. И теперь я держал ее криминалистическим пинцетом у самого своего носа.

«Доктор Вик Сакс», — было написано на обратной стороне снимка.

Доктор, подумал я. Снова доктор. Это же надо!

«Дарем, штат Северная Каролина», — продолжалась надпись.

Значит, он из Университетского треугольника. С Юга.

«Казанова», — закончил надпись Рудольф.

Наоми Кросс разбудила рок-музыка, загремевшая из настенного приемника. Она узнала группу «Блэк Кроуз». Светильник над головой настойчиво мигал. Вскочив с постели, она натянула мятые джинсы, водолазку и бросилась к выходу.

Громкая музыка и мигающий свет служили сигналом тревоги. «Случилось нечто ужасное», — подумала она и почувствовала, как сердце бешено застучало.

Казанова пинком распахнул дверь. На нем были узкие джинсы, тяжелые ботинки и черная кожаная куртка. Маска разрисована мелом в виде стрел молнии. Он был в ярости. Никогда еще Наоми не видела его таким взбешенным.

— В гостиную! Быстро! — завопил он и, схватив ее за руку, поволок из комнаты.

Наоми босиком шла по холодному сырому полу узкого коридора. Туфли она надеть забыла. Теперь возвращаться за ними было поздно.

По пути она столкнулась с молодой женщиной. Теперь обе шагали рядом, почти в ногу. Наоми удивилась, когда женщина внезапно повернула голову и посмотрела на нее. Глаза у нее были большие и темно-зеленые. Зеленоглазка — тут же окрестила ее Наоми.

— Меня зовут Кристин Майлз, — торопливо зашептала женщина. — Надо отсюда бежать. Предпринять попытку. И как можно скорее.

Наоми ничего не ответила, но едва заметно коснулась руки Зеленоглазки.

Общение было запрещено, но хотя бы коснуться живого человека в этой жуткой темнице казалось теперь просто необходимым. Заглянув в глаза молодой женщины, Наоми увидела там лишь вызов. Никакого страха. И от этого на душе у нее потеплело. Теперь они попробуют держаться вместе.

Пленницы в полном молчании брели по коридору этого странного жилища по направлению к гостиной и время от времени тайком поглядывали на Наоми. Глаза у них ввалились. Многие перестали пользоваться косметикой и выглядели ужасно. С тех пор как Кейт Мактирнан удалось сбежать, в доме ужасов с каждым днем становилось все страшнее.

Казанова привел в гарем новенькую. Анну Миллер. Анна нарушила правила, заведенные в доме, как когда-то Кейт. Наоми слышала, как Анна кричала и звала на помощь. Казанова тоже мог слышать эти крики. Уследить за его распорядком было трудно. Он никогда не уходил и не приходил в одни и те же часы.

Последнее время он оставлял их без какой-либо возможности общения на все более долгий срок. И не собирался их отпускать. Все его заверения были ложью. Наоми понимала, что оставаться здесь все опаснее.

Она чувствовала, как среди пленниц растет паника. Слышала, как впереди идущие вскрикивают в ужасе, и старалась подавить предательски растущий страх. Она жила в негритянских кварталах Вашингтона, и ей довелось всякого насмотреться. Двоих ее друзей убили, когда ей еще не исполнилось шестнадцати.