История одного замужества - Валерия Вербинина

– Итак, дамы и господа, – Амалия, лучезарно улыбаясь, вышла в центр комнаты, – я полагаю, что раз это дело началось, как какой-нибудь роман, было бы только справедливо поставить в нем точку, как это сделали бы в романе. – Ее тонкая рука описала в воздухе изящный жест. – Ну, вы понимаете, в одной комнате собирают всех подозреваемых, и проницательный сыщик предъявляет доказательства и изобличает преступника. Не так ли, Матвей Ильич?

Услышав свое имя, Ергольский вздрогнул и нехотя кивнул.

– Если дошедшие до меня слухи верны, – мрачно бросил Колбасин, – истинный преступник окончательно изобличен.

И он выразительно покосился на Ободовского.

– В деле открылись новые обстоятельства? – быстро спросил Павел.

Клавдия Петровна напряженно подалась вперед.

– Совершенно верно, – сказала Амалия, – и эти обстоятельства окончательно прояснили ситуацию. Но так как я вижу, что Георгий Антонович уже хмурится, недоумевая, почему именно я взяла слово, а не господин Игнатов, мне придется сначала кое-что объяснить. Во-первых, я состою в Особой службе.

По рядам слушателей пробежал гул интереса.

– Во-вторых, меня прислали сюда с просьбой разобраться, не является ли случившееся – а именно убийство Евгении Викторовны Колбасиной, сценический псевдоним Панова, – ловкой провокацией, направленной против присутствующего здесь господина Башилова, а также против интересов Российской империи.

– Однако! – вырвалось у Чаева.

– Вы все больше и больше изумляете меня, сударыня, – процедил сквозь зубы Башилов. – И к какому выводу вы пришли?

– Изучив все обстоятельства, – продолжала Амалия, – я вынуждена ответить положительно. Да, происшедшее некоторым образом имеет отношение к господину Башилову, но… вовсе не в том смысле, в каком предполагало мое начальство.

Андрей Григорьевич откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.

– Если вам угодно намекать, что я имею к убийствам хоть какое-то отношение… – начал он.

– Мы до этого еще дойдем, милостивый государь, – безмятежно отозвалась Амалия. – А пока я, как обычно делается в романах, обращаюсь к настоящему убийце Евгении Пановой и Авдотьи Фроловой. Я знаю, что этот человек находится в этой комнате. – Слушатели стали с изумлением переглядываться. Желтков сидел как на иголках, Игнатов был сосредоточен и хмуро покусывал изнутри нижнюю губу. – Я прошу преступника признаться в содеянном, потому что… Матвей Ильич, какие доводы обычно выдвигают ваши герои?

– В романе я бы написал о чудовищном грузе на совести, – отозвался беллетрист, – и необходимости облегчить душу. Но так как мы все же не в романе…

– Ну да, и, как я вижу, преступник все равно не горит желанием сознаться. – Амалия насмешливо улыбнулась. – Хорошо. Тогда, с вашего позволения, дамы и господа, я кратко напомню канву событий с самого начала.

– Мне показалось или она смотрела на вас, когда говорила о преступнике, который не хочет сознаваться? – с подозрением шепнула поэту Клавдия Петровна.

– Я-то тут при чем? – сделал тот большие глаза.

– Итак, – продолжала Амалия, – однажды вечером Матвею Ильичу Ергольскому пришла в голову фантазия описать ряд убийств на примере присутствующих на ужине. Стоит особо отметить: это был экспромт, никто специально не наводил разговор на эту тему, все получилось само собой. При разговоре, детали которого с тех пор обсуждались уже сотню раз, присутствовали: сам Матвей Ильич, его супруга, друг дома господин Чаев, актриса Панова, ее муж, режиссер Колбасин, их сын Павел, друг сына Сергей Иванович Карпов, а также Клавдия Петровна Бирюкова, Николай Сергеевич Свистунов, Андрей Григорьевич Башилов и его дочь, а кроме вышеперечисленных лиц – актер Иннокентий Гаврилович Ободовский. Также разговор могла слышать Екатерина Александровна Бузякина, которая в этот момент оказалась в саду и стояла за открытым окном.

– Но я уже говорила… – пролепетала актриса. – Я не прислушивалась к разговору…

Ободовский незаметно взял ее руку и крепко сжал ее, словно показывая, что он здесь и ей ничего не следует опасаться. Губы у Екатерины Александровны задрожали.

– Боюсь, что в данном случае не имеет никакого значения, слышали вы рассуждения Матвея Ильича об убийствах или нет, – серьезно ответила Амалия. – Важно лишь то, что среди его слушателей был человек, который уже некоторое время думал об убийстве. Но так как человек этот был умен, он понимал, что идти на преступление надо так, чтобы тебя не могли заподозрить. И одна из импровизаций Матвея Ильича подсказала ему, как именно он может совершить убийство и не попасться.

– Простите, я не понимаю, – начал Чаев. – Все, что вы тут рассказываете, сударыня, нам уже давно известно. Меж тем вы обещали какие-то новые факты…

– Терпение, милостивый государь, терпение, – вкрадчиво шепнула Амалия. – Кстати, если вы полагаете, что сейчас я говорила об убийстве Пановой, вы заблуждаетесь.

– То есть? – вскинул брови журналист.

– Объясните, пожалуйста, сударыня, – пробормотал Колбасин, – потому что я не понимаю…

– Объяснить? Ну что ж. – Амалия вздохнула. – Человек, о котором я говорю, хотел убить вовсе не вашу жену. Нет, его целью было избавиться от Дуняши.

– Что? – болезненно вскрикнул Желтков.

– Что? – пролепетал растерянный Иван Иванович.

– Это очень простой фокус, господа, – печально промолвила Амалия. – Думаю, вы не раз видели, как фокусник ловко отвлекает внимание зрителей перед тем, как проделать свой трюк. Наш преступник – тоже фокусник, и до поры до времени ему удавалось дурачить всех, да, всех нас без исключения. Мне больно это говорить, Анатолий Петрович, но ваша жена была убита только для отвлечения внимания от главной жертвы. Преступник прекрасно понимал, что все начнут задавать себе вопросы и искать убийцу, связанного с Евгенией Викторовной, только с ней. На этом фоне второе убийство, да еще устроенное в точности по рассказу Матвея Ильича – якобы Дуняша что-то видела, – было воспринято как логическое продолжение первого, но на самом деле это не так. Именно Дуняша больше всего мешала преступнику, и именно из-за нее он и затеял свою смертельную игру.

– Я не понимаю… – бормотал Павел. – Вы говорите, что Дуняша… да нет, это вздор! Кому она могла помешать? Как вы можете предположить, что мою мать убили… убили просто так…

– Вы невнимательно меня слушали, Павел Анатольевич, – покачала головой Амалия. – Ее роль в этой кровавой постановке была ключевая: не дать заподозрить преступника, отвлечь от него внимание. Если бы не убийство вашей матери, если бы преступник решился устранить Дуняшу напрямую, следствие интересовалась бы только личностью горничной, господин Игнатов навел бы справки и рано или поздно понял бы, кому было выгодно избавиться от бедной девушки.

– Вы не говорите нам главного: кто? – потребовала Клавдия Петровна. – Кто это был?

– Очень ловкий и умный человек, – отозвалась Амалия. – Однако я все же подозреваю, что он не решился бы действовать, если бы ему не помог случай. Да, да, я имею в виду тот самый револьвер с перламутровой рукояткой, который Иннокентий Гаврилович подарил Екатерине Александровне, а она его потеряла. – Амалия повернулась к актрисе: – Кстати, вы не могли бы указать точнее, когда именно это произошло: в саду у господина Ергольского или на следующий день, в лесу?