Место для нас - Фатима Фархин Мирза

– Думаю, когда‐то все могло быть иначе – для него, для нас, но сейчас я не знаю, – говорит наконец Худа.

– Когда?

В открытое окно доносится шум воды. Мама поливает газон, и Хадия представляет, как та зажимает зеленый шланг четырьмя пальцами, чтобы вода разбрызгивалась веером.

– Я всегда думала, что Амар перестал стараться после тех туфель. Его отношение к отцу изменилось. Амар перестал называть его папой. В тот год он стал прятаться и таиться, помнишь? Перестал вообще чего‐то хотеть.

Все нахлынуло сразу и так живо: постеры, петиция, речь, тест по орфографии, Амар, болтающий ногами, сидящий за ее письменным столом, грызущий желтый карандаш, пока с него не сходит краска. Весь дом спит, а Хадия, держась за перила, спускается по темной лестнице и стучит в дверь отцовского кабинета.

– Я тогда заметила у него четкую модель поведения, – продолжает Худа, – он начинает стараться только для того, чтобы в какой‐то момент почувствовать свою беспомощность и неспособность продолжать дальше. Пока не решит для себя, что стараться бессмысленно.

Занавеска на окне развевается. Брюки Худы промокли от слез Хадии. Мама выключает воду.

– Ты станешь хорошим педагогом, – говорит сестре Хадия, и Худа благодарит одними губами и вытирает щеки Хадии.

Откуда им знать, какие моменты их жизни станут определяющими? «Это всегда будет влиять на его личность и судьбу, – говорит ей кто‐то. – И кто тогда виноват?» – «Я». – отвечает голос, и это ее голос.

Теперь брату грозит опасность остаться ни с чем. А она не хочет для себя того, что было недоступно ее брату: ни экзаменов, за которые учителя ставили отличные оценки, ни похвал, ни подаренных ей часов – она рада, что они исчезли, – ни карьеры, которую она строила, ни пространства, открывшегося между ней и отцом, благодаря которому она узнала, что он наконец стал уважать ее как взрослую и может положиться на нее, как отец – на сына. Что она сделала со своим братом, чтобы выжить самой, чтобы быть единственной, кто процветает?

Хадия сидит в гостиной и слышит спор Амара с отцом, хотя не может разобрать слова. Она ставит кружку. Она сказала папе, что тот не должен злиться. Она дала это понять абсолютно ясно. Им нужно действовать осторожно и вдумчиво. Она оглядывается на маму, которая готовит ужин на кухне. Мама тоже все слышит. Их взгляды встречаются. Становится ясно: обе не знают, нужно ли бежать наверх и развести их. Мама ставит миску, массирует затылок.

И тут раздается грохот: удар тела о стену, крик, от которого холодеет кровь, потому что он звучит как вой животного, звон бьющегося стекла и снова грохот – очевидно, от падения рамы на пол. Хадию, похоже, сейчас стошнит. Мама пролетает мимо Хадии и бежит вверх по лестнице. Хадия абсолютно неподвижна. Она не желает подниматься наверх и смотреть в глаза отцу. Не сейчас, когда он показал себя человеком, неспособным сдержать гнев, даже в столь деликатный момент.

Когда она все‐таки идет наверх, видит, что папа стоит в коридоре. Вид у него ошеломленный. Грудь Амара тяжело вздымается. Он тупо смотрит на ковер. На осколки стекла. Мама становится на колени, чтобы их собрать. Она роняет их один за другим в подставленную ладонь. И тут раздается мамин голос, такой хриплый и дрожащий, что Хадия пугается:

– Немедленно прекратите. С меня довольно.

Уже почти рассвело, когда она просыпается от шума открывающейся дверцы стенного шкафа и скрипа половиц в комнате Амара.

– Что ты делаешь? – шепчет она, когда открывает дверь в его комнату и видит его, хотя все предельно ясно.

Он хватает рубашку и джинсы, бросает одежду в черный вещевой мешок, оставляя часть вещей на полу. Он успел перерыть все ящики сверху донизу и, как вор, оставил их открытыми. Сейчас он отступает назад, потирает шею ладонью и осматривает комнату, словно размышляя, что еще взять.

– Ты знаешь, что я не могу здесь оставаться, – говорит он, не оборачиваясь.

Она осторожно закрывает за собой дверь, намереваясь протянуть руку и коснуться его плеча, собрать одежду с пола и вернуть в ящики, но останавливает себя. Ее удивляет, что она узнает этот момент. Не то чтобы она уже видела эту сцену. Но, может быть, всегда боялась, что однажды он среагирует именно так, что последует обмен словами, которые станут точкой невозврата – от них не оправится ни он, ни отец. А может, какая‐то часть ее сознания, жестокая и неумолимая, ждала, чтобы Амар наконец понял то, что она чувствовала с самого начала: в этом доме нет места для него.

Амар исступленно оглядывает комнату. Его трясет. Очень скоро настанет время фаджра, утреннего намаза. Всего день назад она вернулась в этот час и поблагодарила Бога, увидев его спящим. Теперь она задается вопросом: может, ее позвали домой не для того, чтобы вмешаться, а для того, чтобы попрощаться? Она садится на неубранную постель Амара, подтягивает к себе подушку и обхватывает ее руками. Амар встает на колени и застегивает мешок. Натягивает куртку с разрезом в подкладке, хватает мешок, подходит к окну и касается подоконника.

Наконец он поворачивается. Садится рядом с Хадией. Оба молчат. В этот момент он кажется намного выше сестры.

– Если спросят, скажи, что я пошел на пробежку.

Только Амар способен придумать ложь, которой поверят. Гордость или страх удерживает ее от вопроса, когда он вернется.

– Если спросят вечером, где я, скажи, что поживу несколько дней в доме друга. Когда захотят поискать меня, объясни, что я ушел. Переехал. И не вернусь. Прости, Хадия, но ты можешь сделать это для меня?

Она подумает, что сказать им, но все‐таки решает пойти у него на поводу. Пошел на пробежку, поехал в дом друга, отправился в другой город. Переехал, не вернется, оставил их, оставил ее.

– Хадия, – говорит он, и его рука крепко сжимает лямку вещмешка.

Она качает головой. Она не хочет слышать его объяснения. Не хочет, чтобы ее убеждали, будто он прав, поступая именно так.

– Чего ты ждешь? Если ты действительно собрался уходить, – говорит она так резко, что сама себе удивляется.

И это сработало: она обидела его. Но что‐то в его решительном взгляде обижает ее больше. Что‐то подсказывает, что он серьезен. Что разубедить его невозможно. Осознав свой страх, она думает о худшем и гадает: что, если я вижу брата в последний раз?

– Мы оба знаем, что именно ты делаешь, – говорит она, на этот раз мягче. – Думаешь, побег поможет тебе? Что, если уйдешь, сможешь вести более здоровый…

Она осекается, опасаясь, что сейчас его лицо отвердеет. Но он обдумывает ее слова.

– Не знаю, – отвечает он честно. – Но если я останусь, то буду ранить их сильнее.

Он смотрит на ее профиль. Скоро тьма за окном начнет голубеть.

– Тебе нужно уйти, пока они не начали фаджр, – шепчет она.

Амар кивает. Он ждал, пока она даст свое разрешение. Ее слов было достаточно для него, чтобы точно знать: она сделает все, о чем он ее попросит. Он встает и поднимает вещмешок.