Тропою волка - Михаил Голденков

— Так, пани, — кивнул своим светло-рыжим коком парика судья, — мужайтесь, дорогая моя пани Александра. Князь Са-пега имеет донесение от полковника Лисовского, что его отряд повстречал остатки разбитого под Друцком отряда пана Кмитича. Те сказали, что… ваш муж погиб. Видели, как он после выстрела упал из седла на проселочной дороге во время короткого боя.

— Что? — тихо переспросила Алеся таким тоном, словно слова судьи ее оскорбили до глубины души. Она медленно встала, ее глаза закатились, и пани Биллевич стала заваливаться на бок. Но опытный боевой полковник Ворона проявил проворство и подхватил потерявшую сознание женщину, не дав ей рухнуть на пол…

Алеся не помнила, сколько пролежала в обмороке. Кажется, совсем недолго, ибо когда она вновь открыла глаза, то лежала на кровати с мокрым рушником на голове, а ее служанка, сорокалетняя жмайтка Труде, женщина заботливая и добрая, но крайне простого нрава, громко отчитывала судью:

— Зачем такое вообще сообщать тяжарной женщине, пан судья! Пани на четвертом месяце, скоро уже и пятый месяц пойдет, а вы ей такие вещи говорите!

— Поймите, уважаемая, — оправдывался судья, — не сказав пани Александре первое, мы не можем приступить ко второму делу…

Алеся со стоном села, убирая мокрый рушник. Труде, судья и полковник тут же обернулись к ней и быстро подошли к кровати, но Алеся остановила всех протянутой вперед ладонью.

— Как вы, пани Александра? — спросил судья. — Как вы себя чувствуете?

— Уже лучше, — холодным и каким-то бесцветным голосом ответила Алеся.

— Вы бы поплакали, пани! — сама плачущим тоном попросила Труде, со слезами на своих больших голубых глазах. — Не держите в себе!

— Вы подумайте о вашем будущем ребенке, — продолжал успокаивать Алесю судья, — старайтесь не нервничать. Князь Сапега очень соболезнует вам и обещает не оставлять вас в беде.

— Так, — вперед вышел Ворона, — лично я исполняю обязанности вроде как свата. Гетман просит вашей руки и передает этот скромный дар, — и Ворона, церемониально опустившись на колено, протянул пани красную бархатную коробку, где лежала диадема с алмазами. Но Алеся не обратила на нее никакого внимания. Она машинально протянула руку, взяла коробку и положила рядом с собой на кровать, словно то была кружка с водой. Впрочем, и кружку с водой уже протягивала заботливая Труде, опустившись перед хозяйкой на корточки.

В голове Алеси кружился какой-то смерч из мелких камушков — красных, черных, зеленых, синих, желтых, белых… «Что за чушь? Самуль не погиб. Я знаю, он жив. Это какая-то ошибка».

— Вы видели тело? — медленно подняла Алеся глаза на судью.

— Нет, — покачал тот своим кустистым париком.

— А вы? — она медленно повернула голову к полковнику Вороне.

— Нет, пани, не видел.

— А кто видел? Где он похоронен?

Судья и полковник растерянно переглянулись. Вопросы были просты и правомерны. В самом деле, никто не видел тела мертвого Кмитича.

— Тут вот какое дело, — стал объяснять Дворецков, пытаясь и сам понять это, как ему уже самому начало казаться, запутанное дело, — гетман Сапега видел. Но не Кмитича, а его коня, которого удалось поймать и привести.

— Коня Кмитича я тоже видел, — кивнул Ворона, — на седле пятно крови. А это о многом говорит.

— Чьей? — бесстрастно спросила Алеся. — Чьей крови пятно?

Полковник вновь растерянно посмотрел на судью:

— Полковника Кмитича, надо полагать.

— Это конь так сказал?

Тут уже оба мужчины не на шутку смутились. Но дерзкий вопрос списали на шоковое состояние пани Биллевич.

— А ведь и в самом деле! — неожиданно поддержал Але-сю судья. — Кто даст гарантию, что это пятно крови именно полковника Кмитича?

Ворона молчал, тупо глядя перед собой. Он ничего не мог ответить.

— Вы любите лошадей? — продолжала задавать странные вопросы Алеся, глядя на полковника.

— Так, — неуверенно кивнул тот.

— Скажите, если бы вы упали с коня, ваш конь бы убежал или остался стоять рядом со своим хозяином?

— Мой бы остался, — ответил Ворона.

— Конь Кмитича остался бы и подавно, — не то рассуждала, не то утверждала Алеся. Выглядела она по-прежнему бледной, несколько вялой, но ее глаза уже ожили. В голове самой пани Биллевич круговорот из цветных камушков стал постепенно укладываться в мозаику более-менее четкой картины. Правда, сама картина пока что еще состояла из отдельных кусков, мало связанных друг с другом, но многое уже прорисовывалось в весьма разборчивые формы.

— Скажите, в каком случае конь остался бы без хозяина, а хозяин без коня?

Полковник и судья молчали, рассеянно моргая.

— Пан Кмитич пробирался лесом к Друцку, так? А значит, во время атаки он бежал именно вглубь леса, там коню не пройти, и наездник всегда оставит своего скакуна. Капля крови? Может, пан Кмитич порезал палец? Может, ранил врага в бою или же сам был ранен? Как можно на этом основании утверждать, что мой муж погиб, и предлагать мне руку другого?!

Судья молчал, но думал он точно так же. «У этой женщины отлично работает ее миловидная головка, — рассуждал про себя Дворецков, — даже я не подумал об этих тонкостях! Болван!»

— Понимаете, — вновь, как бы рассуждая, говорила Алеся, — кто-то сказал кому-то, что видел, как пан Кмитич упал. Это что-то передали Сапеге, и князь Ян Павел Сапега на этих туманных основаниях решил, что мой муж мертв… Не слишком ли поспешное решение, пан судья? Ведь аналогично ранее рассказывали, что пан Кмитич продал душу дьяволу и его не берет пуля. Я в это тоже должна была поверить?

— Я… я согласен, что доказательной базы не хватает, — Дворецков проклинал себя за то, что ввязался в это дело.

— А почему Сапега мне предлагает руку? Он ведь женат!

— Увы, уже вдовец. Совсем недавно почила его супруга Екатерина Ославская, — вздохнул, разведя руки в стороны, судья.

В голове Алеси продолжала складываться странная мозаика, и тут же зазвучал насмешливый голос Кмитича: «Мрут как мухи»… Именно так он сказал про жен Сапега в тот памятный вечер их знакомства в Вильне на балу. «И что-то он еще говорил про женщин Сапеги, что мне совсем не понравилось в тот момент», — думала Алеся, нахмурив бровь. «Что же?! Голыпанский замок! Он говорил, что Сапега, по слухам, замуровал свою любовницу в стене принадлежащего ему Голь-шанского замка! За попытку силой женить на себе! И вот уже третья жена умирает, а Кмитич говорил, что было еще три неофициальных. Старшая дочь ушла в монашки… Нет, это не то. При чем здесь дочь? И тот бал в 54 году в Витебске! Перед знакомством с Тележниковым Сапега проявлял большое усердие, ухаживая за мной. А поздравление на свадьбу? Осторожное поздравление, что так рассердило Самуля… Нет, это тоже не то… И вот теперь — руку и сердце…»