Ларец соблазнов Хамиды - Шахразада

– Я чувствую это, – согласно кивнула девушка. – Цвет такой мягкий, теплый. Действительно, хочется надеть подобное кольцо и отправиться на прогулку… Или выйти в сад, рассматривать цветы, думать о возвышенном… И никуда не торопиться!

«Воистину, девочка моя, твое предназначение много выше…»

– А потому сей перстень знаменует собой пятое чудо света – храм Артемиды Эфесской. Ведь она была у эллинов богиней охоты. А где, как не на охоте, нужен верный глаз, который и даруется душевным равновесием.

Хамида устроилась поуютнее. Никогда еще ей не было так хорошо и спокойно, ибо любимый был рядом с ней, он защищал и заботился, он рассказывал ей удивительные истории и баловал необыкновенным зрелищем.

– Богатым был мир надменных эллинов, умелыми его ваятели, изобретательными мастера. Все это и еще многое более чем пригодилось в те далекие дни, когда жители города Эфеса пожелали соорудить храм покровительнице своего города, прекрасной Артемиде. А для руководства строительством избрали молодого, но весьма умелого архитектора Херсифрона. Он решил выстроить храм из мрамора, а двор вокруг храма окружить двумя рядами мраморных колонн.

Надобно тебе сказать, моя греза, что Эфес, великий город, вырос на болотах. И это заставило архитектора задуматься над тем, как обеспечить храму долгую жизнь. Решение было смелым и далеким от банального: ставить храм на болоте у реки. Херсифрон рассудил, что мягкая болотистая почва поможет гасить колебания почвы во время будущих землетрясений. А чтобы под своей тяжестью мраморный гигант не погрузился в землю, был вырыт глубокий котлован, который заполнили смесью древесного угля и шерсти – подушкой толщиной в несколько десятков локтей. Эта подушка и в самом деле оправдала надежды архитектора и обеспечила долговечность храму. Очевидцы писали, что строительство храма было сплошной головоломкой. Когда же сам великий Херсифрон оказывался бессильным, на помощь ему приходила Артемида: ей, конечно, очень хотелось увидеть свой новый храм. Несмотря на все усилия, Херсифрон не смог уложить на место каменную балку порога. Нервы архитектора после нескольких лет труда были на взводе. Он решил, что эта балка – последняя капля, и начал готовиться к самоубийству. Артемиде пришлось принять срочные меры: утром к запершемуся дома архитектору прибежали горожане с криками, что за ночь балка опустилась на нужное место.

Однако храм знаменит не своим убранством, а тем, как погиб. Ибо для этого достаточно было всего одного злоумышленника и одной бесконечно долгой ночи. Все, что сделал Херсифрон и его помощники, исчезло из-за Герострата.

– Герострата?

Да, моя девочка, неумного выскочки… Хотя, говоря по чести, его история – одна из наиболее поучительных и драматических. Человек, ничем не примечательный, решает добиться бессмертия, совершив преступление, равного которому не совершал еще никто (к тому же следует вспомнить, что Герострат обошелся без помощи армии, жрецов, жандармов и палачей). Именно ради славы, ради бессмертия он сжигает храм Артемиды, простоявший почти сотню лет. Деревянные части храма, просушенные солнцем, запасы зерна, сваленные в его подвалах, приношения, картины и одежды жрецов – все это оказалось отличной пищей для огня. С треском лопались балки перекрытий, падали, раскалываясь, колонны – храм перестал существовать.

– Варвар! Глупец! Ничтожество!

Опять на глазах Хамиды вскипали слезы. И опять призрак не знал, как их унять. А потому не нашел ничего лучше, как продолжить рассказ о никчемном эллине, возжаждавшем величия.

– Да, милая. Ничтожество… Но вот перед соотечественниками Герострата встала задача: какую страшную казнь придумать негодяю, дабы ни у кого более не возникло подобной идеи?

Возможно, если бы эфесцы не были одарены богатой фантазией, если бы не оказалось там философов и поэтов, ощущавших ответственность перед будущими поколениями, казнили бы Герострата, и дело с концом. Еще несколько лет обыватели повторяли бы: «Был один безумец, сжег наш прекрасный храм… как бишь его звали…» И забыли бы Герострата. Но эфесцы решили покончить с притязаниями Герострата на вечную память и совершили трагическую ошибку. Они постановили забыть Герострата. Не упоминать его имени нигде и никогда – наказать забвением человека, мечтавшего о бессмертной славе.

Боги посмеялись над мудрыми эфесцами. По всей бескрайней Ойкумене люди рассказывали: «А знаете, какую удивительную казнь придумали в Эфесе этому поджигателю? Его теперь навсегда забудут. Никто не будет знать его имени. А кстати, как его звали? Герострат? Да, этого Герострата мы обязательно забудем». И, разумеется, не забыли.

Хамида расхохоталась.

– Ой, глупцы… Наверное, воздух этого города был каким-то нездоровым. Этот дурачок хочет возвеличить себя, сжигая чудо. А остальные дурачки решают его забыть, чтобы имя надменного поджигателя навсегда осталось в истории… Безумцы! В гареме тучного Тивиада я слышала похожую поговорку: «Не стоит думать о белой обезьяне»… Как все-таки забавно устроен мир!

За смехом Хамиды растворились в воздухе ленивые вздохи и тяжкие унылые стенания, уходя в мир, который впитывал грехи, словно огромная иссушенная губка.

«А ты умна… Умна и проницательна. Ты будешь мне отличной женой, клянусь!»

На указательном пальце будущей отличной жены призрака тем временем заблистал гранат. Массивный перстень изображал открытый рот – пластины из молочно-белого кахолонга, словно зубы, сжимали центральный камень. Мелкая опаловая крошка блестела на оправе кольца, которая отчетливо напоминала растянутые губы.

«Чревоугодие… Старший брат тучности… Милый приятель лени…»

– Это чудесный гранат, моя девочка, – камень истинной веры. Он помогает бороться со страхами, успокаивает, вселяет в сердце покой. Дарует именно те чувства, какими должен наполняться разум любого человека при входе в храм или в момент созерцания бога.

– Какое чудо, какая невероятная редкость…

– Воистину, ты права – ибо подобное восхищенное спокойствие слишком редко нисходит на человека. Оттого и перстень сей посвящен статуе Зевса Олимпийского, настоящей драгоценности великой Эллады.

– Статуе?

– О да, ты правильно поняла. Не храму, не маяку, не городу, одной-единственной статуе. Правда, статуе удивительной, необыкновенной и в своем роде неповторимой. Огромный храм был по сути одним залом. И каждый камень этого зала указывал на огромный трон в дальнем его конце. На троне восседал сам Зевс Громовержец, подпирая головой потолок. Обнаженный до пояса бог был изготовлен из дерева. Тело его покрывали пластины розоватой теплой слоновой кости, одежду составляли золотые листы в форме полуплаща, в одной руке он держал золотую статую Ники – богини победы, другой опирался на высокий жезл. Зевс был столь величествен, что когда Фидий завершил свой труд, он подошел к статуе, как бы плывущей над черным мраморным полом храма, и спросил:

– Ты доволен, Зевс?

В ответ раздался удар грома, и пол у ног статуи треснул. Зевс был доволен. Трон бога украшали барельефы из слоновой кости и золотые статуи богов. Боковые стенки были расписаны художником Панэном, родственником и помощником Фидия.