Черчилль. Молодой титан - Майкл Шелден

Двадцатидвухлетняя девушка, которая привлекала его внимание в тот вечер, не имела никакого отношения к театру, как Мюриэль, не была она и столь богатой, как Уилсон, ее не так занимала политика, как Вайолет, не была она и столь известной, как Этель. Но она излучала некую тайну, что так привлекало Уинстона. Было что-то волнующее в ее экзотической красоте. Один из тех, кто восхищался ею, написал: «Приветливый взгляд миндалевидных глаз газели». Старый поэт и развратник Уилфред Скоуэн Блант был совершенно заворожен, когда Клементина появилась в маскарадном костюме на одном из приемов: «Она напоминала русалку в своем плотно облегающем фигуру шелковом платье, словно на ней вообще не было никакого одеяния… Она, несомненно, была обаятельнейшей женщиной, не имеющей представления о силе своего обаяния».

Клементина — или Клемми, как ее всегда называл Уинстон, — была внучкой графа Эйрли, но относилась к числу тех семейств, что очень много потеряли в трудные времена. Ее мать, леди Бланш, — подобно Дженни, матери Уинстона, — была расточительной и свободолюбивой женщиной с тянувшейся за ней хвостом длинной романтической историей. Она родила четверых детей, но неизвестно, был ли ее муж — сэр Уильям Хозиер — отцом хотя бы одного из них. Подозрения некоторых позднейших исследователей пали на кавалерийского офицера по имени Уильям «Бэй» Миддлтон, именно его они считают биологическим отцом Клементины. Девочке исполнилось шесть лет, когда сэр Уильям окончательно потерял терпение из-за выходок ветреной жены, и они развелись.

С того момента Бланш с детьми жила очень экономно, но нередко наведывалась во Францию. Семья довольно часто останавливалась в Дьеппе или Париже, где Бланш наслаждалась обществом писателей и художников. В особенности тесные узы у нее завязались с художниками — Джеймсом Макнилом Уистлером и Уолтером Ричардом Сикертом. Оба восхищались красотой Клемми — когда она была еще девочкой, — и ее старшей сестрой Китти. Какое-то время Клемми была влюблена в Сикерта, который устроил ей поход по любимым музеям и галереям Парижа. Ее французский язык был превосходен, а в двенадцать лет она даже зарабатывала деньги, давая уроки французского для английских учеников.

Уинстону нравилась сомнительная биография Клементины, а также ее знание Франции и французской культуры. Все это, с его точки зрения, только усиливало романтическую привлекательность девушки. Их пути на короткое время пересекались в 1904 году, но тогда он был полностью увлечен Этель и Мюриэль, и не обратил на девушку внимания. Но за ужином у леди Сент-Хелиер, при свете свечей, он вдруг увидел то магическое излучение, которое не заметил прежде. Но и она тоже открыла в нем неизвестное прежде. Когда они впервые встретились, в глаза сразу бросалась его юношеская незрелость и самонадеянность. Сейчас в нем не осталось ничего мальчишеского, это был зрелый мужчина.

Подобно Уинстону она успела пережить любовные разочарования. Ее больше привлекали пожилые мужчины, и с двумя из них Клементина даже была обручена. Один — юрист и банкир — был на пятнадцать лет старше ее, другой — чиновник — старше в два раза. Видимо, ей невольно хотелось обрести в мужчине отца, поскольку в семье не было взрослого мужчины, в обществе которого она бы почувствовала себя любимой и защищенной. Неугомонная и непредсказуемая мать не могла внушить дочери такого чувства. Но присмотревшись к своим женихам, Клементина все-таки разрывала помолвку.

Ее тетя — «тетя Мари» — известная как леди Сент-Хелиер — пыталась вывести Клементину в светское общество. Это было нетрудно, ведь она обладала обширными связями, знала всех на свете и прославилась способностью удивлять приглашенных каким-нибудь неожиданным гостем. Именно благодаря легендарной гостеприимности леди Сент-Хелиер, Уинстон занял свободное место за столом рядом с Клементиной. И, оказавшись рядом с ней, забыл обо всем на свете, не обращал никакого внимания на тетушку и не сводил глаз с племянницы.

3 апреля 1908 года премьер-министр лежал в своей постели на Даунинг-стрит, 10. Он уже не только не мог спуститься вниз по лестнице, ему даже трудно было удерживать в руках газету, чтобы дочитать ее до конца. Лицо его стало бледным, как и волосы цвета выбеленной временем соломы, голос ослабел. Но в этот день он все же собрался с силами, чтобы продиктовать короткую записку, адресованную королю. Вот ее содержание: «Сэр Генри Кэмпбелл-Баннерман почтительно просит Его Величество подписать прошение об отставке с должности премьер-министра и первого лорда казначейства». Преодолев слабость, он наклонился, чтобы подписать листок, и затем произнес устало: «Последний пинок… Я был премьер-министром дольше, чем того заслуживал».

Пять дней спустя Герберт Генри Асквит (теперь уже, как и ожидалось, — новый премьер-министр) предложил Черчиллю возглавить министерство торговли — департамент, связанный с индустрией, транспортом и рабочим классом. Не самая эффектная должность, требующая тяжкого труда и принятия на себя большой ответственности. Уинстон, не колеблясь, согласился и поблагодарил Асквита за оказанное ему доверие. Наконец-то в тридцать три года он занял место в кабинете и стал самым молодым министром. Джон Морли — всегда осмотрительный — советовал молодому другу не придавать слишком большого значения этому достижению. «На этой ступеньке, — писал Морли, — департамент почти ничего значит. Там происходит только сбор сведений. Вся власть и авторитет находятся в руках кабинета министров».

Благодаря тому, что Вайолет не было в Лондоне, Марго предприняла попытку выяснить, насколько Уинстон может быть ей полезен. Одна из его обязанностей, как она дала ему понять, будет состоять в том, чтобы защищать Генри от удара в спину со стороны коллег. В особенности ее беспокоил Ллойд-Джордж, которого выдвигали на место министра финансов[30], — как бы он не сыграл роль Брута по отношению к Цезарю-Асквиту. Марго надеялась, что Уинстон будет наблюдать за действиями Ллойд-Джорджа, но сначала ей хотелось прощупать Уинстона, проверить его верность, а также убедиться, станет ли он ее осведомителем.

Предложение Марго прогуляться с ней в Ричмонд-парк прозвучало для Уинстона как гром среди ясного неба. Список новых членов кабинета еще не был выпущен, но каким-то образом газета «Дейли Кроникл» выяснила подробности и напечатала этот список. Марго считала, что утечку допустил Ллойд-Джордж. Знал ли что-нибудь об этом Уинстон?

Сказать, что-то по этому поводу он не мог, но когда Марго обвинила Ллойд-Джорджа, вступился за коллегу. Этим же вечером Марго отправила записку Уинстону, в которой сообщала, что провела небольшое расследование, и теперь все явно указывает именно на Ллойд-Джорджа. Она написала, что Генри «в гневе». И спрашивала, готов ли Уинстон теперь, когда у нее на руках есть факты и свидетельства, выступить против Ллойд-Джорджа?

«Дражайший Уинстон, — писала она. — Я пригласила Ллойд-Джорджа поужинать с тобой сегодня. И мне бы хотелось, чтобы ты прямо сказал ему, что три сотрудника «Дейли Кроникл», независимо друг от друга, назвали именно его. Надеюсь, что Ллойд-Джордж не станет это отрицать и признается Вам… Думаю, что Вы могли бы помочь Генри и кабинету, если возьмете на себя храбрость». Подчеркивая важность миссии и то доверие, которое она ему оказывает, Марго мелодраматическим тоном добавила в конце: «Сожгите письмо». Он его не уничтожил.