Парижские сестры - Фиона Валпи

* * *

Мирей чувствовала, что господство немцев над Парижем начинает ослабевать. Всё меньше солдат-отпускников сидели в кафе и ресторанах на бульваре Сен-Жермен. И огромное количество военных колонн покидало город, двигаясь на север.

Месье Леру одним июньским вечером прибыл в ее квартиру, держа в руках большую коробку. Он положил ее на стол в гостиной вместе с букетом.

– Voilà[48]! Подарки для тебя, Мирей. – Она открыла коробку и обнаружила в ней беспроводной радиоприемник.

Год назад она, скорее всего, попросту испугалась бы держать подобное под своей крышей, теперь же это давало ей больше свободы.

Как только приемник была подключен, а антенна правильно настроена, комнату наполнил голос. Сначала она едва могла понять, что говорил диктор.

– Что он имеет в виду? – спросила она месье Леру. – Что это за Нормандская операция?

Его глаза сияли надеждой, которая так давно в них не отражалась.

– Союзники высадились на пляжах Нормандии, Мирей. Вот оно. Это настоящий прорыв! Теперь они сражаются на французской земле.

После этого каждый вечер после окончания рабочего дня она спешила наверх из пошивочной и включала радио, чтобы послушать последние новости Би-би-си, радиостанции «Свободная Франция» и Radiodiffusion Nationale. Голоса делились с ней сводками, в которых сообщалось о последних достижениях: союзники во все большем количестве городов освобождали Францию от немецкой диктатуры. И пока она слушала, эти самые голоса, казалось, наполняли ее сердце новой надеждой. Она снова позволила себе поверить, что войне придет конец; что она скоро увидит свою семью; что Клэр и Виви вернутся домой; и что, может быть, – просто возможно – где-то там молодой свободный французский летчик, чье имя она шептала ночью в тишине своей темной комнаты, придет, чтобы освободить город, где она пребывала словно в заточении, ожидая, когда сможет вновь начать жить.

Медленно, но верно в голосе из радиоприемника с каждым разом появлялись новые нотки неповиновения, которые в конечном итоге переросли в уверенный призыв к действию.

Был жаркий августовский полдень, и мадемуазель Ваннье рано отправила нескольких оставшихся швей по домам. Клиентов в эти дни почти совсем не было, так что работала только одна смена, выполнявшая редкие заказы. Чаще всего салон внизу оставался закрытым, а окна из листового стекла были прикрыты жалюзи, украшенные логотипом Делавин Кутюр.

Мирей распахнула окна в квартире, чтобы охладить перегретые мансардные комнаты и подышать воздухом раннего вечера, а затем включила радио. Пока она наливала себе на кухне стакан воды, голос диктора заставил ее прислушаться.

– Давайте положим конец движению автоколонн, – призывал голос. – Вчера более тысячи мужчин и женщин снова были отправлены на восток. И сегодня мы говорим: «Хватит!» Уже более чем достаточно наших соотечественников исчезло в немецких рабочих лагерях. Настало время им вернуться домой. Граждане Парижа, пришло время положить этому конец. Рабочие метрополитена, gendarmes[49] и полиция объявили забастовку. Мы призываем всех граждан присоединиться к ним в масштабном акте сопротивления. Вставайте и верните себе ваш город!

Как будто в ответ на призыв к оружию, она услышала звук стрельбы со стороны реки, а затем глухой гром взрыва где-то дальше на севере. Внизу на улице раздавались крики, и звук бегущих ног, казалось, следовал ритму ее бешено колотящегося сердца.

Она чувствовала непреодолимое желание стать частью происходящего, что бы там ни творилось. Не задумываясь, она побежала вниз по металлической лестнице и вышла на Рю Кардинале. С обеих сторон узкой улочки ее окружали высокие здания, поэтому она инстинктивно повернулась и направилась к реке, откуда открывался широкий обзор.

Группа молодых людей бодро двигалась к Пон-Нёф, в руках у них было любое оружие, которое только удалось достать. В подвалах и на чердаках зданий вдоль набережной людей тоже стало больше: официантов, клерков и полицейских, ставших бойцами Сопротивления.

Мирей колебалась в тени платана, не зная, куда идти. В конце моста мужчины и женщины строили баррикады, таща с собой все, что только могли найти в домах по дороге. Двое мужчин начали срубать одно из деревьев, находившихся у входа на мост, отчаянно колотя топорами.

Мирей побежала помогать группе, которая выворачивала из мостовой камни, увеличивая уже и без того внушительную крепость. Когда она вцепилась в булыжник, из ее пальцев начала сочиться кровь, но она упрямо выворачивала его, пока тот не поддался, и, шатаясь, понесла его на баррикаду.

– Берегись! – крикнул мужчина, когда дерево начало падать, и она едва успела отпрянуть.

В этот момент немецкая бронемашина метнулась к ним через мост, плюнув пулеметным огнем. Пули рикошетом отлетали от каменной кладки, когда повстанцы начали стрелять в ответ; какой-то мужчина потащил Мирей, чтобы укрыться за упавшим деревом, когда пуля вонзилась в мостовую рядом с ней. Броневик свернул, а затем двинулся вдоль набережной в противоположном направлении. Мужчина схватил ее за руку и поднял на ноги.

– Идите домой, мисс, – сказал он. – Здесь становится опасно. Весь город превратился в поле битвы. Лучше уходите отсюда. – В дальнем конце моста вырисовывался немецкий танк, его ствол угрожающе качнулся к баррикадам. – Быстрее! Убегайте, пока еще можно. – Он подтолкнул ее к улице Дофин, и она, спотыкаясь, побежала под прикрытие узких улиц rive gauche[50]. Убегая, она оглянулась через плечо на танк, который двигался к баррикадам, на которых в луже алой крови лежал мертвый боец.

Когда она вернулась домой, радио все еще заполняло пустые комнаты призывами к гражданам вернуть свой город. Задыхаясь, она рухнула на стул и просидела так до поздней ночи, слушая далекие голоса и гораздо более близкий звук стрельбы. Шла битва за Париж.

* * *

В лагере они привыкли к тому, что «отбор» происходил почти каждый день. Заключенных куда-то переводили или загоняли в автобусы для перевозки во многие другие близлежащие лагеря, разбросанные по региону. Некоторые вернулись и успели рассказать, где они побывали; другие уезжали навсегда.

Однажды утром во время переклички, когда другие заключенные на целый день отправились на фабрику, Клэр и Виви было приказано остаться вместе с группой других женщин. Клэр рискнула взглянуть на стоящих рядом на пыльном плацу перед хижинами. Некоторые из них выглядели испуганными: они не представляли, куда еще их могут отправить, и какая судьба ожидает их. Но большинство просто стояли, опустив глаза и едва ли соображая, что происходит. Виви поймала ее взгляд и ободряюще улыбнулась.

– Смотреть перед собой! – огрызнулся на нее охранник.

Женщины стояли, покачиваясь под летним солнцем, падающим на их бритые головы, защищенные только тонкими хлопчатобумажными платками, пока, наконец, им не приказали двигаться. Цепочка истощенных, изголодавшихся женщин выходила через ворота лагеря и следовала за охранниками до железнодорожной станции, где вдоль платформы стоял грузовой поезд.