Сверхнормальные. Истории, которые делают нас сильнее - Мэг Джей

— Надя, это правда? — спрашивал один из друзей из ее района.

— С тобой все в порядке? — спрашивала другая подружка оттуда же.

— Боже мой, Надя, позвони мне, — просила ее лучшая уже много лет подруга.

Ни одного сообщения не было от родителей, поэтому Надя перезвонила лучшей подруге.

— Надя, боже мой, мне так жаль! — вскрикнула та, едва услышав Надин голос.

— Да что случилось?

— Боже мой, Надя. Боже мой, боже мой! Ты что, ничего не знаешь?

— Да чего не знаю?

— Кто-то ограбил магазин твоих родителей и…

— Они в порядке?

— Нет! Они… они погибли.

— Кто погиб? — недоуменно спросила Надя. — Грабители?

Подруга расплакалась навзрыд и произнесла:

— Твои мама и папа.

Когда Надя впервые появилась в моем кабинете, со дня, когда она получила страшное известие, прошло восемь лет. Девушка думала, что жить без родителей со временем станет легче, что должно стать легче — «Знаете, окружающие считают, что я уже должна пережить свое горе», — но всегда находилось какое-то новое ощущение одиночества. Надя оказалась не готова к своему столь сильному желанию даже будучи взрослым человеком иметь маму и папу. «Другие люди хорошие, но это совсем не одно и то же. Мне стыдно, что я это говорю, но это так, — воскликнула девушка. — Жить без родителей трудно и тоскливо, и это чувство не покидает меня никогда».

* * *

Большинство людей считают смерть родителя одной из самых серьезных трагедий детства. Но мало кто понимает, насколько широко распространена эта проблема. По статистике, у одного из девяти детей до достижения ими двадцати лет умирает родитель[413], и это, например, означает, что в любой год на каждого ребенка, у которого диагностируют онкологию, приходится пятеро детей, у которых умирает один из родителей.

Это неблагоприятное жизненное обстоятельство крайне трудно держать в секрете. Обычно оно не сопряжено с чувством стыда, и часто отмечают, что смерть родителя можно найти в биографиях многих великих мужчин и женщин в истории человечества. В одном неоднократно цитируемом исследовании, опубликованном в 1978 году, психолог Марвин Айзенштадт отобрал людей, чьи достижения заслужили как минимум один столбец в энциклопедии «Британика» 1963 года и энциклопедии «Американа» 1964 года[414]. Так вот, из 573 отобранных ученым известных людей — от Гомера до Джона Кеннеди — почти половина потеряли родителя в возрасте до двадцати лет; это высокий процент даже для прежних времен. Хотя данные Айзенштадта с середины ХХ века официально не обновлялись, список публичных людей, потерявших родителя в начале жизненного пути, неуклонно пополняется: это и судья Верховного суда Соня Сотомайор; и исполнители Барбра Стрейзанд, Пол Маккартни, Боно и Мадонна, и актриса Джулия Робертс, и мэр Нью-Йорка Билл де Блазио, и спикер палаты представителей Пол Райан, и президент США Билл Клинтон, и многие-многие другие.

Как и в случае других проблем и трудностей детства, смерть родителя действительно способна обеспечить человека дополнительными возможностями для личностного роста и развития. Восемь из десяти детей, потерявших мать или отца, говорят, что они более психологически устойчивы[415], чем другие люди, а шесть из десяти утверждают, что эта страшная потеря сделала их сильнее. Некоторые чувствуют, что должны быть сильнее. Судья Верховного суда Соня Сотомайор хорошо помнит, как ей в детстве сообщили о смерти отца. Ей тогда сказали: «Соня, теперь ты должна быть большой девочкой. Твоя мама очень расстроена; ты не должна больше плакать. Ты должна быть сильной ради мамы»[416]. И бывший президент США Билл Клинтон в своей автобиографии тоже пишет о смерти отца, погибшего в автокатастрофе накануне рождения сына, как о событии, сыгравшем ключевую роль в его становлении: «Мой отец оставил меня с чувством, что я должен жить за двоих и что если я сделаю это достаточно хорошо, то смогу компенсировать жизнь, которую должен был прожить, но не прожил он»[417].

В героических рассказах и историях что-то плохое всегда превращается во что-то хорошее[418]. Но не стоит заблуждаться: тот факт, что некоторые люди, или даже многие, пережившие в детстве страшную потерю, становятся великими, отнюдь не означает, что смерть родителя можно считать позитивным опытом; и это, безусловно, ни в коей мере не умаляет величины их горя. Почти три четверти людей, у которых в детстве умер родитель, очень хотели бы, чтобы этого не произошло, и чувствуют, что их жизнь в этом случае была бы «намного лучше»[419]. А более половины тех, кто потерял родителя в юном возрасте, говорят, что обменяли бы год своей жизни на один дополнительный день с умершими матерью или отцом[420]. И все же им пришлось научиться принимать, даже с благодарностью, жизнь, о которой они не просили. «Я люблю то, с чем больше всего на свете хотел бы никогда не сталкиваться»[421], — сказал актер Стивен Колберт о смерти отца и двух братьев в авиакатастрофе, когда ему самому было всего десять лет. Однако хорошая адаптация вовсе не означает, что человек не горюет.