Долгая дорога домой - Пол Андерсон

Чантхавар вскинул бровь. Его скромный наряд выглядел особняком на фоне мерцающих драгоценностей и вышитых узоров.

– И вы уже пришли к какому-нибудь выводу, друг мой? – спросил министр.

– Так точно, сэр. Я обнаружил двадцать семь книг, поддерживающих мысль о том, что маскулинный, инстинктивный этап культуры порождает соответствующий тип искусства – незатейливого и мощного. Избыточная орнаментация, как наша, олицетворяет состояние упадка, в котором разум уже преодолел мир-душу.

– Ах, вот как? А вы видели работы раннего периода покорения Тора, когда переселенцы воевали с природой и друг с другом и прослыли самым буйным двуруким племенем во вселенной? Основным узором им служили чрезвычайно искусные переплетения лоз, каких вы больше нигде не найдете. С другой стороны, в последние дни марсианской Гегемонии предпочтение отдавалось простоте кубических форм. Вы читали комментарии Сарду? А Шимаррина? Смотрели девять частей «Исследования Тэтэхэника»?

– Сэр, эти работы включены в мой список, однако даже с помощью роботов читать приходится так много, что я…

Чантхавар, явно забавляясь, процитировал полярные примеры из истории последних тридцати веков. Лэнгли воспользовался шансом и незаметно улизнул.

Женщина довольно приятной внешности с чуть выступающими глазами взяла его за руку и сообщила, что очарована видеть человека из прошлого, и что она уверена – в его интересную эпоху мужчины были куда мужественнее. Лэнгли успокоился, когда ее подозвал к себе старичок с заостренным лицом, и женщина, надув губки, ушла. Судя по всему, женский пол занимал в Технате подчиненное положение, хотя Чантхавар и упоминал, что в истории бывали выдающиеся женщины-лидеры.

Эдвард в мрачном настроении поплелся к буфету, где подкрепился вкусными блюдами и вином. Интересно, как долго будет продолжаться этот фарс? Он предпочел бы побыть где-нибудь наедине с собой.

За стенами стояла летняя погода. Благодаря вступлению планеты в межледниковый период и в результате того, что люди насытили атмосферу углекислым газом, лето на Земле никогда не прекращалось. Будь Пегги жива, какое славное путешествие можно было бы устроить! Увы, Пегги умерла и канула в небытие… Эдварду хотелось выйти наружу и погулять по земле, по которой много-много лет назад ступала его жена.

Какой-то дряблый тип, выпивший лишнего, поприветствовал Лэнгли, обняв за шею, и начал расспрашивать о сексуальных техниках его эпохи.

– К девочкам хотите? Министр Юльен очень гостеприимен. Идемте со мной, ловите кайф, пока нас не стерли в порошок центаврийцы.

– Ага, – поддержал гость помоложе. – Кстати, вы и есть причина, по которой они легко сдерут с нас шкуру. Капитан Лэнгли, в ваше время люди умели сражаться?

– Довольно сносно, когда это требовалось.

– Так я и думал. Бойцовская закваска. Вы покорили звезды, потому что не боялись дать по зубам. А вот мы боимся. Мы в Солсистеме обленились. Больших войн не было больше тысячи лет, а теперь, когда война назревает, мы не помним, как ее вести.

– Вы служите в армии? – спросил Лэнгли.

– Я? – Молодой человек искренне удивился. – В вооруженных силах Солсистемы служат рабы. Выращенные и обученные для этой цели, государственная собственность. Хотя старшие офицеры имеют ранг министров…

– Хорошо. Вы бы поддержали набор в армию выходцев из своего класса?

– От них мало толку. Они непригодны для службы. Им далеко до специальных рабов. А вот центаврийцы призывают своих свободнорожденных и любят воевать. Если бы нам так научиться…

– Чадо мое, – грубовато остановил его Лэнгли. – Вам приходилось видеть расколотые черепа, вывалившиеся кишки, проткнувшие кожу ребра? Вы когда-нибудь смотрели в лицо человеку, намеренному вас убить?

– Нет, конечно, нет! Но…

Лэнгли пожал плечами. Он и дома повидал немало таких типов. Пробормотав извинение, Эдвард отошел в сторону. К нему присоединился Блостейн, они перешли на английский.

– Где Боб? – спросил Лэнгли.

Блостейн криво улыбнулся.

– Последний раз я видел его уходящим с одной из артисток. Хорошенькая такая. Может быть, это правильное отношение.

– Для него – да.

– А я не могу. По крайней мере, сейчас, – с болезненным видом сказал Блостейн. – Я-то думал, раз уж наш мир сгинул, то люди чему-то научились. Я ведь был пацифистом, интеллектуалом. Просто потому, что видел: война – кровавый, безмозглый фарс, от которого нет проку никому, кроме кучки хитрых ребят. – Блостейн тоже хватил лишку. – А решение лежало на поверхности! Прямо под носом – всеобщее правительство с кулаками. Вот и все. Никаких больше войн. Никакой стрельбы, истощенных ресурсов и сожженных заживо детей. Я надеялся, что хотя бы за пять тысяч лет жизнь вобьет эту истину в башку нашему тупому племени. На Голате не было ни одной войны, не забыл? Неужели мы намного глупее?

– Межзвездную войну трудно вести. Несколько лет пути только в один конец.

– Ага. Экономических стимулов тоже мало. Колонизировать планету можно, лишь позволив ввести на ней самоуправление. Вот реальная причина, почему после отделения колоний новых войн не было уже тысячу лет.

Блостейн придвинулся, слегка покачиваясь на ногах.

– И все равно война назревает. Мы до нее, возможно, доживем. Планеты системы Сириуса богаты полезными ископаемыми, правительство у них слабое, а в Солнечной системе и на Центавре – сильное. Эти планеты нужны и тем и другим. Ни одна сторона не может позволить другой захватить их – слишком большая получится фора. Примерно так мне это объяснил один офицер, в придачу назвав центаврийцев «грязными варварами».

– И все равно непонятно, как можно вести войну на расстоянии в четыре с лишним тысячи световых лет? – не уступал Лэнгли.

– Отправляешь мощный флот вместе с припасами на грузовых кораблях. Встречаешь и уничтожаешь флот противника прямо в космосе. Бомбардируешь планеты противника с воздуха. Ты ведь слышал, что они научились полностью дезинтегрировать любые виды материи? Девять на десять в двадцатой степени эрг на грамм. А еще есть синтетические вирусы и радиоактивная пыль. Достаточно уничтожить на этих планетах цивилизацию, и делай с ними что хочешь. Проще грибов. Главное, не позволить вражескому флоту победить тебя в космосе, тогда под ударом окажется уже твоя планета. Солнечная система и Альфа Центавра интригуют и грызутся уже не первое десятилетие. Как только одна из систем приобретет заметный перевес – р-раз! Фейерверк.

Блостейн допил вино и потянулся за новым бокалом.

– Разумеется, – продолжал физик, – никогда нельзя исключить, что несколько кораблей противника уцелеют даже после разгрома, доберутся до твоей планеты, взломают оборону и разбомбят ее в пух и прах. В итоге к жизни в пещерах вернутся обе системы. Но разве такая перспектива когда-нибудь останавливала политиков? Или психотехнических администраторов, как их теперь называют… Оставь меня, я хочу нажраться в стельку.