Как переучредить Россию? Очерки заблудившейся революции - Владимир Борисович Пастухов

социальный и политический институт, сколько мистическая сущность, своего рода «животворящая субстанция». Во все тяжкие времена русские люди обращают свои взоры на власть и от власти, как от божества, ждут ответов на все волнующие их вопросы.

Природа русской власти так же дуалистична, как дуалистична природа западноевропейского права. Власть в России – это, как и везде, социальный институт. Но кроме этого, она еще и почти религиозный символ, идол, мистическое ядро всей русской жизни. В отличие от современного европейского государства, русская власть «обернута» не вокруг права, а вокруг самой себя как идеи и культа.

Русский человек преклоняется не столько перед властью, сколько перед идеей власти. Отсюда и неистребимое, исторически «сквозное» русское самодержавие, когда власть выступает иррациональной причиной и иррациональным следствием самой себя, начальной и конечной точкой любого политического маршрута

Именно поэтому правитель в России выступает в роли как высшего политического, так и высшего мистического авторитета. Он как бы и носитель власти, и ее источник одновременно. Благодаря двойственности своего статуса правитель в России обладает невиданной автономией по отношению к чиновничеству. Он не столько главный чиновник государства, сколько главный судья, посредник между чиновниками и народом. Дистанция между правителем и чиновничеством в России оказывается не меньшей, чем между чиновничеством и народом.

Можно сказать, что русский народ сумел развить свои религиозные убеждения в политическую философию, из которой позднее выросла идеология. Эта идеология сформировала иррациональный культ власти, имеющий для нее то же значение, что и культ права в западной либеральной идеологии. В результате в эпоху «модерна» русская власть выстроилась не вокруг права, а вокруг своего собственного культа. Произошло «удвоение» власти: она поделилась на «внешнюю» и «внутреннюю». При этом внутренняя власть частично компенсировала несостоятельность внешней за счет того, что создавала весьма специфическую конкурентную среду.

Русское внутреннее государство – это государство-обруч, государство-надсмотрщик, государство-плетка. С его помощью русское внешнее, несостоятельное государство вытаскивает себя из вечного застоя, подобно Мюнхгаузену, вытаскивающему себя из болота за волосы. Но в то же время это и государство-помочи, государство-наседка, государство-выручалочка, при котором регулярному внешнему государству живется припеваючи: когда надо – подстрахует, когда надо – поправит. При такой «няньке» Россия всегда будет оставаться инфантильным государством-подростком с неокрепшими институтами и иждивенческими наклонностями.

Взаимодействие внутренней и внешней власти не было статичным, модель отношений между ними постоянно менялась, проходя несколько ступеней эволюции.

В момент своего появления на свет система выглядела сюрреалистично, почти гротескно. В XVI веке царь Иван Грозный физически разделил страну на две части – земщину и опричнину. Опричнина была первой грубой версией внутренней власти, которая в самом начале имела собственное, автономное от внешней власти бытие. Русское государство в этот момент было похоже на двойную звезду, где оба светила движутся вокруг одной точки по весьма сложной и запутанной траектории.

Так, очевидно, внешнее и внутреннее государство сосуществовали недолго. Опричнина была не то чтобы упразднена, но выродилась в «двор», который постепенно влился (вытек) во внешнюю власть. Там он, однако, не растворился без остатка. Внутреннее государство не исчезло, а просто перестало быть заметным. Оно стало частью повседневной жизни империи.

Русский император всегда «стрелял с двух рук». Он управлял страной при помощи сложного и громоздкого механизма русской бюрократии, осененной Сводом законов Российской империи. И в то же время он всегда имел под рукой бесчисленное количество неформальных инструментов влияния, действуя через всевозможные как тайные, так и открытые «чрезвычайные органы»: комиссии, комитеты, советы, которые имели куда больше полномочий, чем многие правительственные учреждения. Благодаря конкуренции этих двух механизмов империя оказывалась способной принимать самые радикальные решения и инициировать реформы, очень похожие на «революции сверху».

Советская эпоха не только не устранила этот дуализм русской власти, но вывела его на качественно новый институциональный уровень, официально оформив двойственность российской государственности как партийно-советскую систему. Она стала органичным и логичным продолжением той линии, которая наметилась в доимперскую и имперскую эпохи. Внешнее и внутреннее государства снова разошлись, но уже не как изолированные друг от друга сущности, а как два аспекта, два уровня, две плоскости остающегося единым государственного организма.

Коммунистическая партия в СССР, реализуя функцию внутренней власти, выстроилась в систему сплошного и вездесущего контроля за советским (внешним) государством, т. е. впервые стала тем, что сегодня стыдливо называют «вертикалью власти». Когда эта система окончательно сложилась, ее статус был закреплен юридически в брежневской Конституции при помощи знаменитой «6-й статьи», фиксировавшей роль КПСС как «руководящей и направляющей политической силы». Сразу после этого обнаружилось, что вся система находится в глубочайшем кризисе.

Крах империи начался, когда произошла девальвация самодержавия. Краху СССР начало положило вырождение идеологии коммунизма. Когда это случилось, вся система партийной (внутренней) власти обвисла и стала совершенно нефункциональной. Катализатор превратился в ингибитор: то, что раньше ускоряло движение, заставляя бюрократию шевелиться, теперь стало тормозом.

Партия очень быстро превратилась в неподвижную политическую колоду, которую изнутри пристегнули к и так небыстрой русской бюрократии. За считаные два десятилетия коммунистическая партия стала символом косности, цитаделью застоя и консерватизма. Она уже не столько компенсировала несостоятельность русской власти, сколько ее усугубляла.

К середине 1980-х годов именно система партийной (внутренней) власти стала главным объектом критики (если не сказать ненависти) в самых широких слоях русского населения. В ней видели конечную причину всех русских бед, демонизировали ее историческую роль. В обстановке всеобщей враждебности компартия стала стремительно терять влияние. Но не в том была беда. Настоящая беда была в том, что внешняя власть к этому моменту давно выродилась и была неспособна к какому бы то ни было самостоятельному, автономному от партии существованию.

Советская власть стала напоминать компьютер, в котором удалили программное обеспечение: дорогая, но при этом совершенно бесполезная груда железа. К этому моменту от русской государственности на деле оставалась одна внешняя оболочка. Но общество этого не понимало и усиливало давление на ненавистную ей, теряющую контроль за ситуацией партию.

Впервые вопрос об особой роли коммунистической партии в советской политической системе остро и масштабно встал весной 1989 года во время выборов делегатов на Первый съезд народных депутатов СССР. С первых дней работы съезда (май 1989 года) вокруг политических и иных привилегий компартии развернулась настоящая битва. Четвертого февраля 1990 года в Москве состоялась, по всей видимости, самая массовая организованная акция протеста за всю русскую историю – демонстрация за отмену пресловутой 6-й статьи Конституции.

Этот лозунг объединил практически все общественные силы. Духовным вдохновителем движения был академик Андрей Сахаров. В демонстрации приняло участие около 300 тысяч человек. Цифру эту хорошо бы запомнить как некий индикатор того, на что в принципе способно российское общественное движение при определенных условиях. Уже на следующий день состоялся пленум ЦК КПСС, на котором Михаил Горбачев предложил ввести пост президента СССР с одновременной отменой ставшей вдруг ненавистной статьи Конституции.

Это была безоговорочная капитуляция – внутренняя власть прекратила свое существование. Неведомый доселе в Советской России напор легального протеста лишил партию воли к сопротивлению. Она стала быстро разваливаться изнутри. По сути, уже тогда дело было сделано.

Формально точка была поставлена 14 марта 1990 года, когда и был принят закон, которым учреждался пост президента СССР и провозглашалась многопартийность. Де-юре был положен конец монополии коммунистической партии. Де-факто был ликвидирован дуализм русской власти, ведь никакой «партией» КПСС никогда в жизни не была.

Таким образом, период между 25 мая 1989 года (день начала работы Первого съезда народных депутатов СССР) и 14 марта