Стрельба по "Радуге" - Фридрих Незнанский

— Ну, ты залетел… — дальше полилась матерщина.

— Нет, это ты уже летишь вовсю, брателло, — Филипп ткнул ему в физиономию, разбив ему губы, дуло его же пистолета, который он предусмотрительно обернул носовым платком. — И далеко летишь…

Очевидно, на такой поворот братан не рассчитывал, и брань его «захлебнулась».

— Ты чей? — спросил Агеев. — От Балябы? Дубового? Отвечай, позорник!

Тот соображал, потом как-то кивнул, словно соглашаясь неизвестно с чем, и стал, сильно щурясь, рассматривать Филиппа, что в полутьме сделать было ему довольно сложно. Да и зрение от сильного падения у него еще не стабилизировалось.

— Короче, слушай сюда, — негромко сказал ему Агеев. — Можешь передать своему пахану, что ваш Грош сгорел, и сгорел крепко, как швед под Полтавой. И чалиться он теперь будет долго, а ты научись кататься, все понял? — но, не дождавшись внятного ответа, подвел итог: — Ну и молодец… А пушка тебе больше не нужна, раз ты пользоваться ею не научился. И права — тоже, поскольку ездить еще не умеешь. Отдыхай и больше не нарывайся, если не знаешь, чем это может для тебя закончиться. Все понял? — посмотрел на рыхлую развалину, сплюнул и махнул рукой. — Понял этот козел, как же!

Потом Филипп подошел к своей машине и сел за руль. То же самое сделал и Турецкий. А потом они разом включили двигатели и отъехали в разные стороны от «тойоты». А она так и осталась стоять со смятым задним бампером. И, что самое странное, народ вроде ходил, видели, но никто не подошел, не вмешался. Никому не было дела…

А, может, видели в руке у тщедушного Фили пистолет? Да и какое тут любопытство, если лихие бандитские «девяностые», видимо, возвращаются очередными стрелками и разборками? Иначе чем можно было еще объяснить картину трех, стоящих впритык друг к дружке машин…

В агентстве, несмотря на поздний вечер, еще шла работа. О Максе и говорить было нечего, это обычное его время: никто не мешал, не трогал, вопросов не задавал, — самая работа…

Алевтина только собиралась домой, но осталась, зная, что Филипп отправился на выручку Сашеньке и взял оборудованную для специальных операций машину. Наверняка ведь приедет, поставит машину и будет рассказывать. А тут — оба приехали.

— Что Макс? — сходу спросил Александр Борисович.

— У себя.

— А где ж ему находиться? — улыбнулся Турецкий. — Ты-то чего задерживаешься?

— Ждала… Узнать хотела, как там у тебя…

— Все хорошо, — он потрепал ее ладонью по щеке и поцеловал. — Беги, все в порядке. А я — к Максу, а потом поеду к Косте. Пока, до завтра.

Макс немедленно получил задание пробить по карточке водительских прав господина Махорки-на. А что касается оружия, то Турецкий решил по дороге к Косте завернуть на Петровку и передать дежурному по МУРу и права, и пистолет, пусть сами решают, что с ними делать. А объяснять им особо было и нечего: преследовал, хотел напасть, уложили отдохнуть, а предметы личного пользования забрали, номер «тойоты» — извольте видеть… Народ в уголовном розыске знал Александра Борисовича, частенько «пересекались» в общих делах.

— А что по Игорю Павловичу и Веронике? — поинтересовался Александр Борисович у Макса. — Удалось что-нибудь?

И Макс тут же подтвердил предположение Генриха насчет Нестеренко из финансово-экономического управления. Действительно генерал-майор. Но жена — не Вероника, а Вера Андреевна Дорошина, вдвое моложе супруга, женаты второй год. Детей, естественно, нет. «Странно, а почему нет? — удивился вдруг Турецкий. — И почему, «естественно»? Или у седого генерала нет приличного порученца?» Ну, в общем, вполне возможно, что это — самое, как говорят, то!.. Пусть теперь Костя посмеется…

Но следом возникло другое соображение: почему Вера, а не Вероника? Филя ж ясно сказал. Или молодая дама любит изысканные имена? Турецкий вернулся к Максу.

— Бродяга, ты личность генерала видел? Фотик имеется?

— А то!

— Показать можешь?

— Любуйся, — ответил Макс и «выставил» генерала Нестеренко. Тот был лыс. Вот тебе и на! А то — Вера, Вероника!

— Бродяга, а теперь поищи мне другого генерала — седого, и молодая жена у него все-таки Вероника. Такие, понимаешь, нынче генералы…

— Бывает, — Макс равнодушно пожал бесформенными плечищами. — Кликнем…

А сам Александр Борисович подумал: «Может, еще раз Кротова побеспокоить? Я ведь Гену просил в «конторе пошарить. А может, этот — из таможни или еще из какого-нибудь ведомства? Чем черт-то ни шутит?»…

Филипп посмотрел на часы и решил, что звонить одной глубоко благодарной женщине, пожалуй, самое время. Кажется, на сегодня непременных и экстренных действий больше не предвидится… Позвонил, естественно, не на домашний, а на мобильный.

— Добрый вечер, девушка.

— Ах, это ты? — «не узнала» Татьяна. — Что так долго не звонил?

«Ну да, — мысленно усмехнулся Филипп, — сейчас тебе только и рассказывать, как мы твоего сынка уму-разуму учили».

— Дела, дела, девушка… Занимаюсь, а сам все про тебя думаю. Ты как сегодня? И что делать мне, продолжать думать, или ты сочтешь нужным избавить меня на сегодня от бесплодных размышлений?

— Я, знаешь ли, пожалуй, приму твое предложение… Насчет избавить. Это не навязчиво с моей стороны?

— Ну, ты же прекрасно знаешь, что в одном доме приятным гостям всегда рады. Более того, их… — он не договорил, потому что она перебила его жарким шепотом:

— Ну, да, употребляют по прямому назначению! Да?

— Боже, как ты вульгарна, дорогая! И как меня возбуждает эта прекрасная твоя черта! Я еду уже, что ли?

— Давай, я с нетерпением жду. Поднимешься?

— Аты… одна?

— Да… его, собственно, сейчас тут нет. Черт знает, где весь день шлялся. А недавно, с час назад, позвонил, что помчался навестить папашу, чтоб тот… Ладно, не буду…

«Папашу навещать помчался… — размышлял Филя. — Надо же поделиться прекрасной новостью о том, что их с нотариусом взяли за бока и им пришлось кое-что выложить… Врать, конечно, будет, что его пытали, но он, как партизан, все отрицал. А если и признался, то по мелочам. Интересно, а что он станет говорить про Саруханова? Наверняка, что именно тот всех заложил? Что, в принципе, и соответствует истине… Ну, разумеется, ему сейчас только и можно спастись от праведного родительского гнева, лишь «заложив» старика Саруханова. А там же еще и Ловков рядом обретается, значит, известие будет суперприятным для обоих сидельцев. Поскольку второй решит, что его тайная операция с продажей особняка привлечет внимание следственных органов, проводивших, оказывается, обыск в чужом доме. И подвигла их на эти действия сама мадам Шевченко, просто обманувшая оперативную группу. Ох, и нехорошая же складывается для них картинка! Наверняка засуетятся…»

Филипп позвонил снизу, от подъезда. Татьяна попросила его подняться. Он не понял, и она объяснила, правда, не очень складно, что он должен ей кое в чем помочь, вниз снести. О-о! А такая новость вовсе не входила в планы Филиппа Кузьмича. Это что же получается? Девушка скарб собирает? Может, она «намылилась» перебраться к нему? Или уже насовсем? Очень легкомысленно с ее стороны. Нет, против того, чтобы подняться, Филя ничего не имел против, но… нести?