Клуб убийств по четвергам - Ричард Осман

Донна отдала ей честь.

— Инспектор!

— Садитесь, Донна. Я подумала, что хорошо бы вас с ней познакомить. Мне кажется, вы поладите.

Элизабет описала ей карьеру Пенни. Толковая, настойчивая, неуступчивая — она на каждом шагу натыкалась на преграды, поставленные ее полом и характером. Или, скорее, неприемлемым сочетанием того и другого.

— Она пушечное ядро, — сказала Элизабет. — Я, понимаете ли, узкий клинок. А Пенни — грубая сила. Не знаю, сможете ли вы теперь это в ней разглядеть.

Донна взглянула на Пенни и подумала, что может.

— Тогда в полиции было так заведено, — продолжала Элизабет. — От применения силы не отказывались. То есть так было заведено у мужчин, а Пенни это не пошло на пользу, она так и не пробилась выше инспектора. Для тех, кто ее знает, это абсурд. Ты согласен, Джон? Правда, нелепо?

Джон поднял глаза и кивнул.

— Способности пропали даром.

— Она не знала покоя и не давала покоя, Донна, — сказала Элизабет. — А для меня это высший комплимент. Вот почему Пенни наслаждалась, разбирая старые дела. Наконец она была в своей стихии. Могла вести себя как слон в посудной лавке. Не приходилось соблюдать этикет, смеяться чужим шуткам и подавать чай.

Донна видела, как ладонь Элизабет обхватывает руку Пенни.

Элизабет, поймав ее взгляд, кивнула.

— Но мы не сдавались, да? Пенни все принимала и глотала, как говорится, без жалоб.

— Жаловалась она часто, — вставил Джон. — При всем уважении, Элизабет.

— Ну да, она бывала темпераментной, когда хотела.

— Очень целеустремленной, — согласился Джон.

Когда они выходили — разделенные поколением, но плечом к плечу и точно в ногу, Элизабет, обернувшись к Донне, сказала:

— Вам виднее, Донна, но, наверное, не всякое сражение можно выиграть?

— И мне так кажется, — согласилась Донна. Они пошли дальше в дружеском молчании, вышли из «Ив», с благодарностью вдохнули воздух внешнего мира.

Вернувшись домой — здесь уже в самом деле ее дом? — Донна уже не может целиком сосредоточиться на «Инстаграме». После визита в «Ивы» в ней поселились гордость и печаль. Хорошо было бы познакомиться с Пенни. По-настоящему познакомиться. Ко множеству причин, ради которых Донне хочется расколоть это дело, Донна добавляет: инспектор Пенни Грей мной гордилась бы.

Джонни имеет отношение к убийству Тони Каррана? А Мэттью Макки — к Вентаму? Элизабет посоветовала присмотреться к одному человеку из поселка. Бернард Коттл. Донна записала имя.

А кости? Имеют ли они значение?

Что скажете, Пенни Грей?

Хорошо было бы закруглить все дело. Достойная дань тем, кто был до тебя. Надо вернуться к списку пассажиров.

Донна пролистывает последние фотки. Поппи теперь с головой ушла в исследования онкологии. Конечно, как же иначе? На то она и Поппи.

Я нечасто пишу с утра, знаю. Но сегодня пишу. Просто кажется, что так надо. Вот и пишу.

Вчера было интересно, да? Те мальчики, и все эти убийства, и наркотики, и что душе угодно. Ручаюсь, им потом было о чем поговорить. Интересно, с кем у них романы? Право, это было очень интересно для такой, как я. Джонни очень подходит на роль преступника, да? Хотелось бы знать… да перестань, Джойс, просто остановись. Ты тянешь время, ты не хочешь об этом писать.

Ну хорошо же. Итак, у меня печальное известие, и вот какое.

Я с утра сделала проверочный звонок Бернарду.

Многие договариваются о таком способе удостовериться, что все в порядке. Сговариваешься с приятелем, звонишь в восемь утра, ждешь два гудка и вешаешь трубку. Тот отзванивает так же. Вы оба знаете, что все хорошо, ни пенни не потратив на звонок. И конечно, не приходится поддерживать разговор.

Вот я с утра и позвонила Бернарду. Два гудка, чтобы он знал, что я жива и здорова, не упала, ничего такого не случилось. А в ответ ничего. Я никогда слишком не беспокоюсь, случается, что он забывает, так что я обхожу дом и звоню ему в дверь, а он шаркает к окну в халате и виновато показывает мне большой палец. Я каждый раз думаю: «да впусти ты меня, старый дурак, давай позавтракаем вместе, меня халатом не смутишь», — но это не для Бернарда.

Вот я и побежала. Знала ли? Наверное, уже знала, и все же нет, потому что такого знать нельзя. Но все-таки, наверное, знала, потому что Марджори Уолтерс меня видела и говорит, что помахала, а я не заметила, ушла в себя, а это на меня не похоже. Так что да, знала.

Я позвонила и подняла голову к окну. Занавеска была задернута. Может, он спит? Чуть простыл и решил остаться в постели. «Мужской грипп» — я на днях услышала это выражение в «Сегодня утром». Меня позабавило, и я рассказала Джоанне, а она ответила, что это шутка с бородой, неужто я никогда не слышала. Поставила меня на место.

Опять ушла в сторону, вижу. Сейчас закончу.

Я сама открыла дверь запасным ключом, поднялась по лестнице и увидела на его двери приклеенный клейкой лентой конверт. На наружной стороне было написано «Джойс».

Извините, на этом придется закончить. Он даже вписал в «О» смайлик. От Бернарда никогда не знаешь, чего ждать.

Джойс вскрывает конверт и вытаскивает исписанные от руки листки. Три или четыре странички. Она благодарна друзьям, собравшимся у нее дома. Сегодня ей больше не хочется выходить.

— Ну вот, я сейчас прочитаю. Не все, а то, что важно. Тут ответы на некоторые наши вопросы. Я знаю, что вы о нем думали. Может, думали, что это он… ну, Яна Вентама. В общем…

— Ты не спеши, — говорит Рон и на секунду накрывает ладонью руку Джойс.

Джойс начинает читать с непривычной дрожью в голосе.

— Дорогая Джойс, прости за беспокойство. Не пытайся войти, я запер дверь на засов. Впервые с тех пор, как сюда въехал, он мне пригодился. Ты узнаешь, что я сделал, и, наверное, ты тысячу раз в жизни такое видела. Я буду лежать на кровати и, может, со спокойным лицом, а может быть, и нет. Не хочу рисковать, поэтому предоставлю парням со скорой помощи решать, в достаточно ли я приличном виде, чтобы со мной попрощаться. Это если тебе захочется попрощаться.

Джойс на минуту прерывается. Элизабет, Рон и Ибрагим молчат. Она поднимает на них глаза.

— Меня так и не впустили, в конце концов. Наверное, не положено, если ты не родственница. Так что тут он немножко ошибся, да? А на скорой приезжали женщины, обе.

Джойс слабо улыбается, и лица друзей отражают ее улыбку. Она читает дальше.

— У меня под рукой таблетки и «Лафройг», я его приберегал для дождливых дней. Мне видно, как кругом гаснут окна, и сейчас погаснет мое. У кровати красивые цветы, которые ты мне купила. Я поставил в молочную бутылку, потому что сама знаешь, как у меня с вазами. Но прежде чем уйти, лучше, наверное, все тебе рассказать.