Клуб убийств по четвергам - Ричард Осман

— Все? — повторяет Элизабет.

Джойс прикладывает палец к губам. Элизабет послушно умолкает, и Джойс продолжает чтение последнего письма Бернарда.

— Ты знаешь, что Асима — это его жена — умерла вскоре после нашего переезда в Куперсчейз, и тогда все застопорилось. Я знаю, сама ты редко говоришь о Джерри, но уверен, что ты понимаешь. Как будто кто-то протянул руку, вынул у меня сердце и легкие, а мне велел жить дальше. Просыпаться, есть, переставлять ноги. Зачем? Вряд ли я получу когда-нибудь ответ на этот вопрос. Ты знаешь, я часто поднимался на холм и сидел на скамье, на которой любили сидеть мы с Асимой, когда только въехали сюда, и ты знаешь, что там я чувствовал себя к ней ближе. Но у меня была и другая причина подниматься туда, и за эту причину мне мучительно стыдно. Я больше не могу выносить этого стыда.

Джойс замолкает ненадолго.

— Нельзя ли мне воды?

Рон наливает и подает ей стакан. Джойс пьет и возвращается к письму.

— Ты знаешь, что многие индусы завещают рассеять свой прах над Гангом. В наше время годится любая река, но для того поколения нужен Ганг, если есть хоть какая-то возможность. И Асима задумала так много лет назад, и наша дочь Судхи с детства слышала об этом ее желании. Про похороны Асимы я не хочу ни думать, ни писать, но через два дня после того Судхи и Маджуд — это наши дочь и тесть — вылетели в индийский Варанаси и рассеяли прах Асимы над Гангом. Только, Джойс, — и вот тут, боюсь, понадобятся таблетки и виски — это был не ее прах.

Джойс замолкает и поднимает взгляд.

— О господи! — вырывается у Ибрагима, и он подается к продолжающей чтение Джойс.

— Ты знаешь, Джойс, я не религиозный человек. Но и Асима в последние свои годы не была религиозна. Она стряхивала с себя веру, как дерево листья, и под конец ничего не осталось. Я любил эту женщину всем, что во мне было, и она меня тоже любила. Мысль, что ее увезут, положат в ручную кладь, Джойс, а потом она уплывет от меня — я не мог принять этого на второй день после прощания. Это меня нисколько не извиняет, но, я надеюсь, объяснит. В первую ночь я взял прах к себе. Судхи с Маджудом не ночевали у меня в свободной комнате. Предпочли, несмотря на все, остановиться в отеле.

Много лет назад мы с Асимой заглянули в старую антикварную лавку, и она высмотрела там банку для чая в виде тигра.

«А это ведь ты», — сказал я, и мы оба засмеялись. Я ее звал Тигренком, а она меня — Большим Тигром, знаешь эту сказку? Я вернулся через неделю, хотел купить ту банку, сделать ей сюрприз на Рождество, но ее уже продали. Словом, в то Рождество я получил ее в подарок. Асима, как видно, вернулась сразу и купила ее для меня. Я ее с тех пор хранил. Так вот, я взял урну, пересыпал прах из урны в банку-тигренка и поставил банку обратно в шкаф. А урну наполнил смесью опилок и костной муки, это удивительно похоже, и снова запечатал. Вот что увезла Судхи в Варанаси и что она развеяла над Гангом. Учти, Джойс, я был не в себе, сходил с ума от горя. Я бы на все пошел, чтобы моя Асима не уплыла от меня. Конечно, я забыл, что она и для Судхи была «моя». На следующий день, как только стемнело, я взял из садового сарайчика лопату и поднялся на холм. Я срезал дерн под скамьей, выкопал яму и похоронил ту жестянку. Я еще тогда понимал, что это годится только на время, просто был еще не готов ее отпустить. Дерн я положил на место. Никто ничего не заметил — а что было замечать? — и каждый день я поднимался на холм посидеть на той скамье; когда кто-то проходил мимо — здоровался, а когда нет — говорил с Асимой. Я уже тогда знал, что так нельзя, что я обманул дочь и этого ничем не искупишь. Но боль была так сильна…

— Одни любят детей больше, чем партнеров, — говорит Ибрагим, — а другие любят партнеров больше детей. И никто никогда не признается ни в том, ни в другом.

Джойс рассеянно кивает и открывает новую страницу.

— Первая боль уходит, как бы ты ни хотел ее сохранить, и я скоро понял чудовищность того, что сделал. Ужасный эгоизм, собственничество. Я начал обдумывать способы как-то это исправить. Может, выкопать ту банку для чая, отвезти на автобусе в Файрхэвен, отпустить часть Асимы, а часть оставить с собой. Судхи я никак не мог бы рассказать, что сделал, но хотя бы отдал ее мать волнам, вернул туда, куда она вернулась в глазах Судхи. Я понимал, что этого мало, но большего не мог. Пока однажды утром, поднявшись на холм, не увидел, что рабочие кладут под скамью бетонное основание. Они раскопали землю не так глубоко, чтобы найти банку, и залили яму цементом. Управились с работой в полчаса. И все. Наверное, ужасно глупо, как поглядеть со стороны, но у меня больше не осталось легкого способа выкопать банку. И я продолжал подниматься на холм, и по-прежнему, когда никто не слышал, разговаривал с Асимой, рассказывал свои новости, говорил, как я ее люблю и как виноват. И честно, Джойс, только для твоих глаз, я вижу, что у меня кончилось то, что держит нас в жизни. Так что, боюсь, со мной всё.

Джойс, закончив, еще минуту разглядывает страницу, водит пальцем по чернильным буквам. Она поднимает глаза на друзей и пытается улыбнуться, но улыбка сразу переходит в слезы. Слезы переходят в рыдания, и тогда Рон встает с места, опускается перед ней на колени и обнимает. Рон это хорошо умеет. Джойс прячет голову у него на плече, обхватывает его руками и плачет по Джерри, и по Бернарду, и по Асиме, и по всей дамской компании, которая ездила на «Джерси-бойз» и всю дорогу домой прихлебывала джин с тоником из банок.

В здании Файрхэвенской полиции в такой поздний час нечего делать, но Донне с Крисом больше некуда пойти.

Крис, опустившись на колени, открывает отсек для бумаги фотокопировальной машины. Крису теперь редко удается обойтись без судорог, вставая на колени. Он точно не знает, в чем дело. То ли излишек солей, то ли недостаток. Либо-либо.

— Вставил, — говорит он.

Донна нажимает «Печать» и распечатывает несколько копий ответов от полиции Кипра.

— Я их тебе подошью, — говорит она. — Потрачу немножко времени, зато потом тебе будет удобнее.

— Очень любезно, Донна, — отвечает Крис, — но на Кипр со мной ты все равно не полетишь.

Донна показывает ему язык.

У Криса назначена очень интересная беседа. После которой они точно будут знать, где Джонни Гюндуз.

В просмотренных Донной списках пассажиров его имя не появлялось. Ни самолетом, ни по морю, ни поездом он не въезжал в Соединенное Королевство и не выезжал из него. Но Крис и не считает вероятным, что Джонни живет под прежним именем. Вряд ли, когда полиция разыскивает его за убийство молодого таксиста, а Тони Карран охотится за украденной им сотней тысяч фунтов.

Но никто не может просто исчезнуть. След всегда остается.

Крис закрывает компьютер. Он уверен, что Турок Джонни — тот, кто им нужен. У него достаточно опыта, чтобы чуять, кто точь-в-точь подходит. Доказательства — дело другое, но тут есть надежда на поездку в Никосию.