Возраст – преимущество - Виктор Сергеевич Мишин

Мои дорогущие часы, подарок Часовщика, показывали половину четвертого, когда я понял, что скоро вновь упаду от усталости, а надо еще и ночлег приготовить. Если ночью не сдохну, завтра буду идти часов до двух, не дольше.

Как назло, елки куда-то пропали и лес выглядел редким, но все же это был лес, а не поле. Выбрав взглядом какие-то кусты, понял, что в них я точно замерзну. Черт, как же быть-то? Не успел толком отчаяться, как ощутил, что нога провалилась в пустоту, а за ней и все остальное. Нет, это не было берлогой, простой овраг, я не заметил его склона, в лесу довольно однообразно и немудрено было навернуться. Но овраг мне как раз и понравился. Мало того что в него почти не задувал ветер, так еще и кругом лежали поваленные сосны, дающие возможность устроить удобное лежбище. Усталости такой, как вчера, не было, поэтому принялся за дело даже с радостью. Сначала подобрал место, обломал лишние сучья, промерзшие за зиму, они звонко трещали под моим натиском, и наконец, обустроил кострище. Как же хорошо, что у меня была моя зажигалка, а ведь я не курю, но таскал ее давно. Очередные бумаги из комендатуры Ровно послужили растопкой, а минут через тридцать костерок вовсю разгорелся. Ломая сучья с упавших сосен, я наваливал их сверху на лежавшие толстые стволы, делая навес. Вновь повалил снег, блин, скоро весна, а холода чего-то никак не отступают, обидно, нет бы летом в такую передрягу попасть. Но в то же время снег и помогал, укрывая мою берлогу, он делал ее только теплее, это я признал, забравшись, наконец внутрь и упав на сделанное ложе. Полдела просто идти по лесу день за днем. Если мне каждый день предстоит делать такие берлоги, да на пустой желудок, то, скорее всего, это мое пристанище будет последним, какое я оборудовал по всем правилам. Мне и сейчас это было тяжело и лениво, а что будет завтра или, боюсь подумать даже, через пару дней?

Сон уже не помогал, да и попробуй усни при таком голоде. Больше ворочался да чесался, в баньку бы сейчас, но только после хорошего обеда.

К утру нового дня я окончательно принял решение топать до победного, если бы еще продукты были, можно было бы пожить в лесу, но в моей ситуации… Собираясь в дорогу, напился теплой воды, вытопленной из снега, хоть чего-то горячее в желудок упало. Ночью я вылезал один раз, определить направление, небо было частично скрыто облаками, но все же убедился, что держу верное направление. Шел я на северо-восток, но в мыслях постоянно появлялось сомнение в том, что правильно сделал выбор. Может, нужно было просто вернуться в город, был бы сытым сейчас. Правда, меня один черт отправили бы в Кенигсберг, а мне этого очень не хотелось. Вот и топаю сейчас, в надежде добраться до партизан и там уже решать, как поступать.

Где-то к обеду, судя по редко вылезающему из-за облаков солнцу, я оказался на каком-то поле, и это даже подзадорило меня. Ведь где поле, должны быть и люди! Окрик раздался близко и так неожиданно, что я присел, чуть замешкавшись.

– Стой! А ну, поднимайся, а то пристрелю!

Я лежал в снегу, боясь пошевелиться, и лихорадочно обдумывал происходящее. Деваться мне некуда, обратно в лес, по своим следам, не успею, тут уже с полкилометра до него, а лежать тоже не вариант. Но где, блин, находится тот, кто меня окликнул? Поле же вокруг, почти ровное. А оклик нехороший был, на гребаном украинском суржике, западном, я его вообще с трудом терплю, уж лучше польский.

– Что, долго будешь прятаться, гранату кину!

Ну вот и кто там, партизаны или бульбаши, в отрядах большинство местных балакает на своем наречии.

– Я боюсь, вылезу, а вы стрелять начнете! – ответил я, готовя пистолет. И сказал я это, блин, на русском языке. Совсем с голоду соображать перестал.

– Вылазь, партизанский выкормыш, все равно тебе хана, хоть прячься, хоть нет.

Ну вот, главный вопрос снят, вокруг враги. Остался еще один, но не менее важный вопрос, а где конкретно сидит тот, кто орет, я ж так его и не видел.

– Я унтер-офицер немецкой армии, документы при себе, один может подойти и проверить, – решился я обозначить свою принадлежность.

– Ага, а я Адольф Гитлер! – отозвался кричавший и заржал. – Давай, Петро, обходи этого партизана.

– Лучше гранату кину, чего еще идти к нему! – послышался второй голос.

Черт возьми, и сколько их там?

– Учтите, за убийство немецкого солдата с вас спросят…

– А кто спросит-то? Ты тут, а немцы далеко, Красные вообще их скоро отсюда, похоже, выгонят, никто и не узнает, где могилка твоя!

Твари долбаные, ну ладно, надо только чуток отползти, а то правда кинут гранату, а я не смогу ее откинуть, упадет в снег, и все, только надеяться на чудо. Задом, как рак, я пятился по полю, а впереди все орали. Не отвечая, я начал делать крюк, чтобы уйти в сторону. Когда раздался взрыв гранаты, я поднял голову и посмотрел туда, где еще недавно лежал. Ха, не добросили, значит, далековато сидят. Надо…

– Стоп, а это еще что такое? – даже вслух прошептал я.

Впереди справа, поле чуть уходило вниз, низина там, и поверх снежного покрова виднеется что-то черное. Но общем фоне леса, что виднеется в километре, эта штука была слабо различима, но все же, благодаря четким, не естественным для природы очертаниям, я ее разглядел. Повозка это, а чего она тут делает?

До повозки от меня было метров пятьдесят, из пистолета не попаду, значит, надо как-то подобраться ближе, но смогу ли? Наверняка там у них лошадь имеется, а она начнет ржать при моем приближении, дилемма.

– Смотри, Петро, хитрозадый какой, уже сбоку обошел! – внезапно до меня донесся новый крик, заметили, гады.

Лихорадочно соображая, я размышлял недолго, пуля свистнула где-то совсем рядом, и это заставило тупо вскочить на ноги. Только толку в моем поступке было мало, снегу много, говорил уже, быстро не пробежать, и уж тем более не «покачать маятник».

Человек, стоявший рядом с повозкой и целившийся в меня из винтовки, на миг застыл, кажется, я даже увидел, как двигается палец у него на спусковом крючке. Вспышка, кидаю тело резко влево и валюсь в снег, не попал, но стрелку об этом знать не нужно.

– Уработал щенка? – вновь тот же голос,