Мудрость толпы - Джо Аберкромби

Они поднимались по бесконечной лестнице из гладко обтесанного камня, пихая пленников вперед. Эхо шагов. Эхо дыхания, криков, всхлипов, слов. Чем выше они взбирались, тем больше менялся их тон. Внизу были угрозы:

– Как вы смеете!

– У меня есть друзья, влиятельные друзья!

– Вы за это заплатите!

Потом в узком окошечке открылся вид на городские крыши за стенами Агрионта. Тут началась торговля:

– Я дам вам тысячу марок. Две тысячи!

– Прямо здесь, у меня в кармане!

– У меня есть друзья, богатые друзья!

Шарк, шарк, шарк – подошвы по камню. Потом последовали мольбы:

– Прошу вас!

– У меня трое детей! Они даже не знают, что произошло!

– Пожалуйста!

– Я просто пытался исполнить свой долг! Никто не предан делу Великой Перемены больше меня!

– Прошу вас!

Все впустую. Гуртом – вверх, по бесконечным ступеням.

«Надо быть сильным, – шептал кто-то, – надо быть сильным…» То ли самому себе, то ли кому-то другому. Какая разница, будешь ты сильным или слабым? Все одно падать.

Сколько ступеней они уже прошли? Несколько сотен, не иначе. Ризинау за его спиной сипел все сильнее. Этот человек не был создан для лестниц.

– Давай, поднимайся, жирный ублюдок.

– Может, скинем его прямо отсюда?

– Он ни в одно окно не пролезет.

Смех.

Броуд продолжал взбираться. Его ноги горели, дыхание резало грудь. Тем не менее он почти ничего не чувствовал. Это были не его ноги, не его грудь.

И вот они выбрались из тьмы на крышу – и он заморгал в сиянии ясного, морозного дня. Под ними расстилалась Адуя: торчащие трубы, столбы дыма, развеиваемые холодным ветром, крошечные корабли возле крошечных пристаней в заливе. Игрушечные люди, снующие по игрушечному городу.

– Черт, высоко тут!

Сарлби снял свою красную фуражку, чтобы утереть лоб. Ветер трепал его тонкие волосы, улыбка открывала желтые зубы. Он отыскал где-то пустой ящик и приставил его к парапету в качестве дополнительной ступеньки.

Пленников подволокли поближе. Они тяжело дышали после подъема, кто-то всхлипывал; в морозном воздухе висели облачка пара. Сжигатели смотрели на них, в своих красных шапках, со своими красными платками, в своей одежде, забрызганной и раскрашенной красной краской, с обнаженным оружием, с ясными глазами, исполненными чувства собственной правоты.

Броуд заметил, что на крыше небольшой башенки над лестничным колодцем сидит птица, наблюдая за ними немигающим взглядом.

– Ну ладно.

Сарлби и один из сжигателей подхватили ближайшего пленника под руки и повели через крышу. Высокий парень, с родимым пятном под ухом. Сперва он шел вполне смирно, но, дойдя до ящика, начал брыкаться и вырываться, скребя подошвами по камням.

– Бык, подсоби-ка!

Броуд ухватил парня сзади за куртку, сделал ему подсечку и помог взгромоздить его на ящик. Тот стоял, тяжело дыша, неверяще глядя на город внизу. Его ноги были как раз вровень с краем амбразуры. Броуд увидел, как его кадык дернулся кверху и опустился.

– Скажите моей жене, что я… А-а!

Сарлби выпихнул его наружу. С изумленным выражением парень перевернулся в воздухе – и исчез. Наверное, Броуд должен был вздрогнуть, отвести взгляд, закрыть лицо руками. Но он просто смотрел. Подъем его разгорячил, капли пота щекотали кожу под измазанным красной краской нагрудником. Он почесал липкую подмышку.

Сарлби оживленно выглянул за парапет, словно мальчишка, сбросивший что-нибудь с моста в реку и ждущий, пока оно покажется с другой стороны.

Снизу донесся резкий звук удара – словно треск бича. Сарлби выпрямился, надувая щеки.

– Ну что, один готов!

Сарлби был хорошим человеком. В Стирии, в Вальбеке. Одним из лучших. Лучше, чем Броуд, во всяком случае… Хороший человек… Что хорошего может быть в этом, однако? Что бы сказала Лидди, если бы это видела? Или Май?

Наверное, Броуд должен был заплакать. Или завопить. Но он всего лишь проверил, что его рукава закатаны как надо – и повел от лестницы следующего. Это был один из секретарей, Броуд его помнил: он обычно сидел в дальнем конце стола над своим гроссбухом. Однажды, когда Ризинау разразился очередной речью, он посмотрел на Броуда и закатил глаза к потолку, и Броуд едва не улыбнулся. А теперь вот он вел его по крыше к парапету. Секретарь споткнулся, но один из сжигателей успел его подхватить и снова поставил на ноги. Не годится, чтобы люди падали раньше времени.

– Простите, – пробормотал он, пытаясь забраться на ящик, но его ноги так дрожали, что у него никак не получалось. – Я прошу прощения…

– Оп-па! – Сарлби толкнул его в спину, и он кувырком полетел в амбразуру.

Сарлби уже подзывал следующего.

– Я просто скульптор! Я просто скульптор! – Женщина повторяла это снова и снова, со стирийским акцентом, что вряд ли было ей на руку. Чужеземцев здесь больше не любили. – Я просто скульптор!

Она повторяла это словно молитву, все быстрее, все пронзительнее, все отчаяннее.

– Я просто скульптор!

Она обмочилась. Через крышу протянулась мокрая дорожка, подол ее платья волочился по сырости.

– Я просто скульптор!

– Скульптор, которого признали виновным в измене, – сказал Сарлби, подталкивая ее на ящик острием ножа.

– Нет! Я приехала, только чтобы помочь высечь новые статуи! Я просто…

И она кувыркнулась за парапет.

Сарлби даже не давал им закончить фразу. Словно ничто из того, что они могли сказать, не имело значения. Словно они были мусором, который он выбрасывал в канаву. А те, что оставались, лишь тупо смотрели, как будто это не имело к ним никакого отношения. Хотя их самих, с помощью Броуда, подгоняли все ближе к амбразуре.

Следующим был Бринт. Они так и не придумали, к чему прицепить второй наручник, поэтому, когда один из ломателей попытался схватить генерала, тот стряхнул его с себя, взмахом руки оттолкнул остальных и без единого слова сам прошел к ящику. Глубоко вдохнул, сам шагнул на ящик – и сам шагнул с ящика наружу. И не издал ни звука, пока падал.

Броуд моргнул. Бринт был хорошим человеком. Броуд был в этом более чем уверен. Он пытался выполнять свой долг, когда все вокруг рушилось. Но хороший или плохой, правый или виноватый – падали все одинаково.

Ну, то есть не совсем одинаково. Некоторые махали руками, словно надеялись за что-нибудь уцепиться. Другие падали безвольно, как мешок. Одни не издавали звуков. Другие издавали странные звуки, когда их толкали: потрясенный вздох, удивленный вскрик, испуганный всхлип. Многие вопили. Вопили всю дорогу, пока летели. Это было хуже всего: этот вопль, и потом то, как этот вопль внезапно обрывался. Этот звук внизу – резкий удар, но вроде как немного влажный. А потом, иногда, еще далекий звук разбрызгивающейся жидкости. Словно из окна выплеснули помои.