Последнее прости - Евгения Михайлова

– Не знаю. Мало ли… Мать все придумала.

– Слава, – вмешался Сергей со своего постоянного места у окна, – ты же видишь, они и сейчас свою игру ведут. Он все на мать будет валить, мать во всем признаваться, у нас на суде обвинение рассыплется. Ты ж знаешь, как суд реагирует на чистосердечное признание. Оно есть – судье ума не надо. Лидия за это время еще продумает, как убийство Юли на себя взять. Чтоб он у нас выкрутился, этот молодчик.

Николай поднял голову и посмотрел на Сергея взглядом, полным такой злобы, что тот подавился сигаретным дымом.

– Еб… – сказал он непринужденно. – Его клинит, Слава. Отправляй, ей-богу, в камеру, можешь мать звать: она тебе расскажет, где на рынке в «Теплом стане» цианистый калий брала.

– Почему в «Теплом стане»? – замороченно спросил Слава.

– Мне так кажется, – загадочно ответил Сергей.

Когда Николая вели в камеру, Сергей шел рядом.

– Слушай, я тебе совет дам. Не дури и не мудри. Я все равно до всего докопаюсь, а чистосердечное признание – тю-тю.

– Пошел ты, – буркнул Николай.

Сергей вернулся в кабинет Славы и спросил:

– Слушай, мне показалось, что в приемной Ирина Васильева мелькнула? Ты ей опять свидание дал?

– Да. Олег просил. Она должна бумаги ему принести. Он фирму на нее переписывает.

– Ни фига себе жесты! С ним, конечно, тоже проблемы великие возникнут. Он так и не согласился на свидание с Катей?

– Говорит, перед судом встретятся, попрощаются.

– Ну, е…

– Сережа, ты как-то заладил сегодня одно и то же.

– Извини. Слава, позвони охране. Пусть меня проведут к Олегу. Интересно мне узнать кое-что.

– Ты, как в кино, чесслово… Забыл, ты ж у нас и есть киношник. Звоню, иди.

…Контролер долго ковырялся ключом в скважине, отворачиваясь от Сергея. Наконец, дверь тяжело сдвинулась с места… Сергей оторопело огляделся. В камере никого не было! Его замешательство длилось ровно две минуты.

– Веди, придурок, быстро! – повернулся он к контролеру. – Хотя нет, стой!

Он ловко ощупал его со всех сторон и вытащил из заднего кармана брюк довольно толстую пачку тысячных купюр.

– Это посетительница принесла? Ну-ка бегом! К нему!

В камеру Николая они действительно буквально влетели. Николай лежал на полу, лицо его было багровым, Олег сидел на нем верхом, временами сдавливая толстую шею боксера.

– Коля, я тебе не следователь. Ты мне сейчас в точности расскажешь, как сына моего убивал. Я отец, понимаешь. Мне надо, чтоб ты сел прочно. Чтоб точно досидел, пока я тебя найду.

Николай молча рвался, ему почти удалось вывернуться из-под Олега, завернуть тому правую руку, но он тут же получил удар по челюсти левой. Опять в его глазах мелькнул страх.

– Олег Витальевич, – произнес Сергей над ухом Олега. – Ну, какого черта вы усугубляете свою ситуацию. Подкуп должностного лица, самоуправство… ну, просто, как маленький, честное слово. Вставайте и пошли на выход. В карцер, что ли, вас посадить, чтоб не мучились?

Олег посмотрел на Сергея серьезным, все еще грозовым взглядом и вдруг улыбнулся.

– А что. Посади, Серега. Говоришь, там не мучаются?

Сергей с утра поехал в квартиру Соколовых. Полдня провозился с компьютером Николая и его телефоном. Потом долго звонил, после ездил по Москве… В отдел явился под вечер.

– Слава, все есть. Нашел! Ювелир Санников. Всякое левое золотишко, связи с приисками… Николай нашел его по Интернету. Ювелир говорит, что Соколов ему тоже ювелиром представился. Вот на кого он похож – так это на ювелира, точно? Показания Санникова на этом диске. Говорит, что и раньше продавал коллегам цианистый калий, но всегда это была доза, недостаточная для убийства человека. В смысле – гуманист он.

– Николаю ювелир сказал, что доза недостаточная?

– От прямого ответа он ушел. Мое мнение – Санников воздержался от точной информации при контакте с Николаем. Ювелир ювелира видит издалека. Тут младенцу ясно: если бы сказал, сделка сорвалась бы. А сумма приличная, даже если он ее уменьшил. Но на очную ставку Санников готов приехать в любой день.

– Ну, что тебе сказать. Большое человеческое спасибо. Я б даже в магазин сходил по такому случаю.

– А ты сходи, не сдерживай души прекрасные порывы. Мне надо с Олегом пообщаться.

– Катя, что ли, просила?

– Да нет. Она тихо скулит и ни о чем не просит. Самому хочется кое-что прояснить. Он в карцере?

– Уже в апартаментах. Сходи. Расскажешь потом, а то я как-то заскучал без твоих историй.

Олег лежал на койке и смотрел в потолок. Был очень бледен, под глазами черные тени.

– Можно с вами посидеть, Олег Витальевич?

– Давай заходи.

– То есть и на стул можно сесть? Ничего, что я младше по званию?

– Шутить пришел? Тоже занятие.

Сергей сел, помолчал, вздохнул.

– Насчет Кати вопросов нет?

– Как она?

– Плохо.

– Понятно.

– Угу. Ответ принят. Я вообще-то почему пришел. Дело в суд передают. Однобокое оно у нас получилось. Поскольку нет защиты, нет и свидетелей защиты. Есть Аня, Вера, соседки… Вы потребовали Катю и сына не приглашать…

– Да. Если увижу их в зале, вообще все сорву. Короче, пущу дело под откос.

– Слушай, Олег, мне кажется, ты как начал с Эдиком шашкой махать, так остановиться и не можешь. Меня вот практически шантажируешь.

– Да нет. Ты не понял. Ну, нельзя, чтобы Катю там пытали – имела отношение, не имела. Собьют ее, дураку понятно. Откуда она знает: имела отношение или не имела. Стас тоже… Никто, кроме меня, ничего знать не может, вот в чем дело. Незачем их мучить.

– Самому хотелось бы до правды докопаться.

– А какая тут может быть другая правда? Эвтаназия законом у нас запрещена. Я к тому же не врач, чтобы определять, жить Миле или нет. Значит, прямое убийство беззащитного человека, находящегося в полной моей власти. Если суд решит, что с особым цинизмом, я первый соглашусь.

– В чем особый цинизм заключается?

– Я сказал: в ее беззащитности. А у меня любовница – красивая и молодая. Вот такое дело вы сдаете. В нем все верно.

– Дикость, конечно. Я тут ночью проснулся и попытался себя поставить на твое место…

– Надеюсь, не получилось. С чем и поздравляю.

– Вообще-то кое-что получилось. Ну, не буду вдаваться. Наверное, я и смог бы избавить от мучений близкого человека. Никому никогда это не рассказывал. Был у меня родственник – богатый, сильный, активный. Председатель госкомитета. Фонтан, а не мужик. Жена его боготворила, в рот ему смотрела. И вдруг – беда. Гангрена обеих ног. А он – спортсмен, автомобилист, путешественник… Назначили день операции. Я пришел, с врачом поговорил: тот сказал, что ампутация пройдет нормально. Сердце здоровое. Захожу к дяде Гене в палату, там жена его сидит, тетя Таня. Улыбается ему, чем-то кормит, что-то шепчет. Посидели. Потом он говорит: «Танечка, ты иди. Я Сереже пару слов скажу». Она поцеловала его и вышла. Он мне говорит: