Последнее прости - Евгения Михайлова

– Полагаю, вы можете сесть. То, что видела ваша дочь, она сама нам расскажет.

– Анна Сергеевна Самошкина, – томно произнесла Аня за трибуной. – 1990 года рождения. Не замужем.

– Анна Сергеевна, – обратился к ней судья. – Большая просьба: общие наблюдения относительно деталей ухода за больным человеком нам не сообщать. Это сделала ваша мать. Лично у вас есть что сказать по существу рассматриваемой ситуации?

– Какой ситуации?

– Хотел ли Олег Калинин избавиться от жены, поскольку она ему стала мешать? Скажем, по причине появления другой женщины.

– Ну а как же.

– Как понимать ваше заявление?

– Вот вы моей маме не дали сказать. А я видела. Своими глазами. Она приходит к ним, эта Катя, при живой – пока еще живой – жене. А он обмирает. Он вообще не сильно вежливый. А тут… просто стелется. Не знает, куда посадить, дотронуться, между прочим, постоянно старается. Ну, сю-сю, му-сю…

– Внятнее, если можно.

– А внятнее, – торжествующе произнесла Аня, – я вот что скажу. Вышла я нечаянно в прихожую, а он ей сначала сапоги надевает, молнии застегивает, потом зацеловывать начал… Вот просто всю. Мне даже стыдно стало…

У входа в зал раздался шум, возбужденный разговор, потом из-за руки охранника, придерживающего дверь, показалась взъерошенная голова Стаса. «Сука! – отчаянно прокричал он. – Ну, просто сука драная! И еще просила, чтоб я на ней женился! Да я лучше сдохну!»

– Наведите порядок, – ровно сказал судья. – Объявляется перерыв до завтра.

Посиневшая от холода Катя схватила за руку выходившего Сергея, тот бросил на ходу: «Некогда. Совсем. Времени мало. Перерыв до завтра».

– Но что там? Скажи хоть два слова.

– Да хреново.

Катя в панике бросилась к выходившей Ирине.

– До меня очередь не дошла, – сухо сказала та. – Там были эти гастролерши…

– Аня и Вера?

– Они… Извини, мне нужно домой.

Катя застыла посреди двора, вдруг рядом с ней оказался Стас. Красный, взъерошенный, дрожащий.

– Не, ну ваще, – сказал он. – Бошки им, что ли, поотрывать…

– Я уже поняла, что произошло, – погасшим голосом сказала Катя. – Давай пройдем туда. Мы увидим Олега. Его оттуда выведут.

Олег вышел в сопровождении конвоя, опустив голову. Катя и Стас стояли молча, почему-то ни один из них не решался его позвать. Он сам вдруг резко повернулся в их сторону, сказал: «Катя… Проводи ее домой, сынок. Не переживай». Его увезли.

– Ты хочешь ко мне? – спросила Катя.

– А куда мне деваться? – потерянно ответил Стас.

Они приехали к ней домой, сели в гостиной, не раздеваясь.

– И че теперь делать? – вдруг сказал Стас. – Все, что ли?

– Что значит – все? Есть Олег, у него есть мы, еще ничего не решено.

– Прикончат его на зоне бандюганы, – серьезно сказал Стас. – Войну он им устроил. Следак сказал, когда вчера приходил у нас искать чего-то.

– Кто приходил?

– Сергей.

– Он сказал, что Олега прикончат?

– Да нет. Я это говорю. Он сказал, что войну он какому-то Эдику объявил. Потому нас отправлял за границу.

– Да. Еще и это. Подожди. Я позвоню.

Она взяла телефон.

– Сережа, я вспомнила вот что. Из тех, кто с Милой тогда был в больнице, Марина осталась жива. Если надо, она приедет, я ее привезу. Мила ее любила. Марина понимала, что она хочет сказать. Ну, и вообще. Она все знает.

– Хорошо, пишу телефон.

– И еще. Профессор Вятский. Не знаю, как он все это может расценить, но он тоже знает очень много.

– Спасибо, Катя. Я как раз беседую с профессором Вятским. Будем завтра ходатайствовать о том, чтоб его выслушали.

– Да? Спасибо. Олег ведь запретил только нам со Стасом…

Она положила телефон и прерывисто, будто после долгого плача, вздохнула.

– Он попробует что-то сделать. Сережа очень умный вообще-то.

– Да? А так не скажешь. – Глаза Стаса совсем слипались. – Слышь, можно я посплю здесь?

* * *

Ирина подавала Алексею обед, разговаривала, улыбалась. Но мысли ее были далеко. Все неправильно. Она поступила подло с ним, с человеком, который много лет был для нее вершиной надежд, мечтой, главным желанием. Она отстранилась. Пальцем не шевельнула. Это что, месть?

– Ты ешь, – сказала она Алексею. – Мне после суда смотреть на еду неохота. Устала. Там такую чушь все несут. Пойду в ванную, отмоюсь, погреюсь.

Она закрылась на защелку. Встала перед своим изображением в зеркале до пола. Ну, что? Отмыться пришла? Чистой станешь? А ты никого не убивала? «Женщина должна быть стервой», – так, кажется, сказал Игорь. Игорь… Она приехала к нему в больницу, чтоб душу ему перевернуть окончательно правдой об Олеге и Кате. Зачем? Может, чтобы Игорь убил Катю? А он себя убил. Игорь… Им было хорошо вместе. Ей, может, ни с кем так не было. Алексея она использовала, Олег мог ей только присниться…

Возможно, Ирина никогда и ни на кого не смотрела так жестоко и презрительно, как на себя сейчас. Крупная, сильная, еще здоровая и неплохо соображающая тетка… Какой от нее толк? Кому она принесла счастье, кого спасла от беды, о ком тепло думала в своей жизни. Она кого-то хотела, кого-то брала, через кого-то переступала… Олег не пожелал с ней поделиться, когда… Игорь с ней не простился, когда… Лешка только… Он поделится с ней всем, несмотря ни на что… Лешка стал ее ребенком. Так тащила его из смерти, что теперь – если он палец порежет, у нее сердце болит. Что-то есть именно в этом. Олег тащил Милу из смерти… Да, она помнит этот день. Он что-то положил в свой сейф. Сказал: «Знаешь, Ира, она мне уже не жена. Она мой ребенок».

Ирина вылетела из ванной, схватила телефон.

– Сергей, нужно ехать к нам в офис. Олег что-то из дома принес, в сейф положил. Да, я знаю код.

Ира подошла к Алексею, заглянула ему в глаза, погладила светлые волосы.

– Я уеду ненадолго. Там может быть что-то важное, на работе. Подождешь?

– Да я, собственно, только этим и занимаюсь, что жду тебя. Мне кажется, всю жизнь.

Она немного помедлила, потом сказала неуверенно, непривычно:

– Я очень люблю тебя.

Она оставила его в невероятном потрясении. И чувствовала себя в машине почти счастливой. Потому что осчастливила его. Того единственного, которому это было нужно.

* * *

– Слышь, ма, – сказала Аня. – Как он орал на меня. «Сука драная». Вот никогда не прощу.

– Конечно, не прощай. Свинья просто. Там столько людей. Судья сидит. Мы всем сказали, что вы типа живете с ним. А он: «Лучше сдохну».