Война и мир. Том 3-4 - Лев Толстой

Как ни стыдно ей было признаться себе, что она перваяполюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себямыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежелибудет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любилав первый и в последний раз.

Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, ией казалось счастье не невозможным. И тогда-то Дуняша замечала, что она,улыбаясь, глядела в окно кареты.

«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самуюминуту! — думала княжна Марья. — И надо было его сестре отказать князю Андрею!— И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.

Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, былоочень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когдатоварищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он,поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростовсердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него,кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила емув голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи:женитьба на ней сделала бы счастье графини — его матери, и поправила бы делаего отца; и даже — Николай чувствовал это — сделала бы счастье княжны Марьи. НоСоня? И данное слово? И от этого-то Ростов сердился, когда ему шутили о княжнеБолконской.

Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князеАндрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.

Князь Андрей приехал в Царево-Займище в тот самый день и вто самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрейостановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипажглавнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как всеназывали теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковоймузыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!» новомуглавнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясьотсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий.Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковникподъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоитсветлейший и скоро ли он будет?

Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабусветлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядномуденщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особеннойпрезрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:

— Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?

Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слезс лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему.Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.

— Тоже дожидаетесь главнокомандующего? — заговорил гусарскийподполковник. — Говог`ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда!Недаг`ом Ег`молов в немцы пг`осился. Тепег`ь авось и г`усским говог`ить можнобудет. А то чег`т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делалипоход? — спросил он.

— Имел удовольствие, — отвечал князь Андрей, — не толькоучаствовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имелдорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Ясмоленский.

— А?.. Вы князь Болконский? Очень г`ад познакомиться:подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, — сказал Денисов,пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицоБолконского. — Да, я слышал, — сказал он с сочувствием и, помолчав немного,продолжал: — Вот и скифская война. Это все хог`ошо, только не для тех, ктосвоими боками отдувается. А вы — князь Андг`ей Болконский? — Он покачалголовой. — Очень г`ад, князь, очень г`ад познакомиться, — прибавил он опять сгрустной улыбкой, пожимая ему руку.

Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первомженихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к темболезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, нокоторые все-таки были в его душе. В последнее время столько других и такихсерьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы,недавнее известно о смерти отца, — столько ощущений было испытано им, что этивоспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко неподействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний,которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он,после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложениепятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любвик Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперьзанимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступленияна аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен былпредставить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линияфранцузов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобыдействовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать наих сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.

— Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, яотвечаю, что пг`ог`ву их; дайте мне пятьсот человек, я г`азог`ву их, этовег`но! Одна система — паг`тизанская.

Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому.В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные исливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревнепослышался топот и крики.

— Сам едет, — крикнул казак, стоявший у ворот, — едет!Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат(почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом наневысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехалпочти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».

Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов,нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, ибеспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с краснымоколышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетномукараулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, онс минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом иобернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдругприняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.