Остров потерянных детей - Дженнифер МакМахон

Ронда отошла от окна и легла в постель рядом с Лиззи. Та лежала к ней спиной. Ронда обняла ее и тоже согнула колени. Вместе они образовали под одеялом гигантский вопросительный знак.

– Помнишь историю, которую наши мамы постоянно рассказывали нам? – спросила Ронда, не уверенная в том, что Лиззи спит. – Как когда-то у нас был свой язык. И кроме нас, его никто не понимал.

Тело Лиззи сначала напряглось, а потом расслабилось. Затем Ронда скорее почувствовала, чем услышала, как Лиззи расплакалась.

– Как бы я хотела, – сказала Ронда, – вспомнить хотя бы несколько слов.

Но она не помнила. Поэтому лишь покрепче прижала Лиззи к себе и принялась укачивать. Вскоре обе уснули.

– Когда-то давно, – начала Лиззи, – жили-были две маленькие девочки, которые говорили всем, что они сестры. Да они и были как сестры. Они были похожи, одинаково разговаривали и имели странную привычку заканчивать друг за дружку мысли и предложения. И очень любили друг друга.

Пока что история напоминала начало волшебной сказки, что-то в духе Гензеля и Гретель. Два невинных ребенка, обреченных почти с самого рождения.

Тропинка, что вела от дома Ток и Питера, пролегала через лес, который за несколько лет до того, как те купили здесь участок, вырубили на древесину. Но теперь природа снова брала свое: молодые березки, черемуха и тополя росли между старыми кленами, которые лесорубы пощадили во время лесозаготовок.

Тропа привела подруг к ручью, служившему границей участка. Рядом с водой было намного прохладнее. Берега ручья густо поросли папоротником. Вокруг росли березы и сассафрас, чьи забавные лапчатые листья напоминали Ронде перчатки. Помнится, в детстве они отрывали веточки сассафраса и жевали их, притворяясь, будто это сигареты со вкусом рутбира[9].

Лиззи легла на живот среди папоротников. Ронда последовала ее примеру, глядя на тихо журчащий ручей; его вода была прозрачной, как увеличительное стекло. Рядом с берегом сновали водомерки. С ближайшего камня спрыгнула зеленая лягушка и исчезла под водой. Ронде тотчас пришли на ум препарированные ею лягушки. Рисунок в ее гостиной. Затем она подумала о метаморфозе. Об изменении. Интересно, задумалась Ронда, помнит ли лягушка свое бытие в облике головастика?

– Дело в том, – между тем продолжала Лиззи, – что у одной из сестер был ужасный секрет. Что-то такое, в чем она боялась признаться другой сестре. Ронни, ты меня слушаешь? Потому что сейчас начнется самое важное.

Ронда кивнула и посмотрела в лицо Лиззи. Ей впервые бросились в глаза крошечные морщинки вокруг глаз и губ. Доверяет ли лягушка своим воспоминаниям? Или они ей безразличны? Интересно, задумалась Ронда, а как же лягушки, которых поцелуем превратили в принцесс? Что они помнят? И что знают?

Внезапно ее охватила паника. Нет, не надо Лиззи рассказывать эту историю, о чем бы та ни была. Несколько недель ушли на поиски правды, и вот теперь, когда та почти открылась ей, Ронде захотелось обратно.

Увы, было слишком поздно.

Когда Лиззи заговорила снова, она была сама откровенность, никаких сказочных околичностей и недомолвок.

– Когда мне исполнилось десять лет, мой отец начал приходить по ночам ко мне в комнату. Говорил, что хочет поправить на мне одеяло. Возможно, все началось еще раньше. Оглядываясь назад, я вспоминаю, что он всегда приходил ко мне в ванную. Мыл меня, вытирал мне попу. Но только когда мне исполнилось десять лет, он стал приходить ко мне в спальню. Он не только трогал меня, но и просил меня трогать его.

Ронда прикусила губу. Только не Дэниэл, хотела крикнуть она, но это было бы против правил. К тому же разве она не знала, что это правда? Она чувствовала это нутром, покалыванием шрама на лбу. Это знание было с ней всегда, словно спящий тигр, темный секрет на задворках сознания.

– Он называл меня своей особенной девочкой, – продолжала Лиззи. – Своей звездой. Говорил, что между нами есть тайная связь, нечто такое, к чему другие не должны прикасаться. Он взял с меня обещание никому ничего не рассказывать, потому что, если я расскажу, эта связь порвется, и он очень рассердится. Да и в любом случае мне никто не поверит. Никто не поверит, что я такая счастливая девочка. Все скажут, будто я все выдумала.

Ронда посмотрела в воду. Песок на дне ручья сверкал и переливался в лучах солнца. Ей вспомнилось, как однажды она, Питер и Лиззи пытались мыть в старом алюминиевом противне золото в одном из впадавших в озеро ручейков. Лиззи тогда подумала, что найденная ими слюда – это настоящее серебро. Она сохранила ее в коробочке, заявив, что когда вырастет большая, то сделает из нее зеркало.

– Со временем это стало просто невыносимо. Когда он запил, когда провалилась его авантюра с гробами и он безвылазно сидел дома, он вечно приставал ко мне. Он уводил меня в мастерскую и заставлял удовлетворять его прихоти. Рассказывал о том, что с ним делал отец. Как вообще отцы носят внутри себя особую любовь к своим детям. Он давал мне монетки. Серебряные доллары. Это была плата за молчание. Но знаешь, о чем я думала? Вернее, о ком? О паромщике. Который в подземном царстве переправляет людей через реку Стикс. Я читала о нем в какой-то книжке Питера. Ему платили монетками, которые клали на глаза покойнику. У меня было такое ощущение, будто отец тоже платил паромщику. Вот только через Стикс переправлялась я.

Ронде вспомнился мешочек с монетами, как он все лето становился толще. Пиратское сокровище Лиззи.

– Я была так напугана, Ронда. Нет, это было нечто большее, чем страх. Я чувствовала себя одинокой, ненормальной, извращенной. Я не могла защитить себя. Я пыталась стать капитаном Крюком, думая, что это меня спасет. Что, если я перестану мыться, если стану грязной и буду говорить гадости, это его остановит. Но его это не остановило.

Лиззи продолжала говорить. У Ронды же было такое чувство, будто она проваливается вниз и летит в бездну кроличьей норы из ее сна. Туда, где живут воспоминания. Туда, где надежно похоронена правда.

– Мне потребовалась уйма времени, чтобы набраться мужества и что-то сказать, – пояснила Лиззи. – Я знала, что должна это сделать. Я не могла дальше в одиночку тащить на себе этот груз. Ты была моей лучшей подругой, моей тайной сестрой-близняшкой, и я хотела рассказать тебе все. Я пыталась. Единственный раз, когда я почти это сделала, был той ночью после дня рождения Питера, когда ты ночевала у нас. Помнишь?

Ронда кивнула. «У меня есть секрет». Что было бы, не отвернись она тогда? Сделай она то, что должна была сделать лучшая подруга, – выслушать?

– Наконец я решила рассказать все Питеру, – сказала Лиззи. – Если я рассчитывала, что вы мне поможете, то лучше всего начать с брата. Он был старше. Я думала, что он поймет. Но он лишь пришел в ярость. Сказал, что я лгу. Что я долбанутая. Я впервые услышала от него такое слово. В его глазах я была ненормальной, которая выдумывает всякие истории, чтобы привлечь к себе внимание. Что я завидую Ток, завидую тебе, что я просто завравшаяся маленькая девчонка. Я рассказала ему все. Как же нелегко, Ронда, было рассказывать о том, что отец делал со мной. То есть что я делала с ним. Господи, мне было всего одиннадцать лет, но я это делала! Я выложила Питеру все самые гнусные, самые омерзительные подробности, и все равно он мне не поверил.