Чехия. Биография Праги - Владо Риша

Вся его дальнейшая жизнь полна авантюр, в которых непросто разобраться, так как к событиям реальным сам Гашек добавил великое множество легенд, а мистификатором он был гораздо более искусным, чем скромный просветитель Ганка. В аптеке Ярослав надолго не задержался, отправился бродяжничать. Эту склонность к перемене мест он нередко испытывал и впоследствии, когда обучался в Пражской торговой академии и в период недолгой службы в банке «Славия». Юный Гашек странствовал не только по чешской земле, он побывал всюду от Польши до Балкан, постоянно ввязываясь в различные авантюры и делая попутно заметки о своих похождениях. К двадцати годам он приобрел немалый жизненный опыт и твердое намерение стать писателем (возможно, не последнюю роль тут сыграло и то, что писатель — вольная птица). К этому делу Гашек подошел со всей серьезностью, стал творить быстро и много и вскоре сделался весьма популярен как юморист. Он публиковался под разными псевдонимами в газетах и юмористических журналах, не скрывая, что трудится ради денег, и нередко становился героем всевозможных скандалов в кабаках и на ночных улицах Праги, причем скандалы эти подчас заканчивались в полицейском участке. Гашека не считали многообещающим литератором — так, пустой щелкопер, сочиняющий байки и побрехушки.

Период с 1903 по 1912 год, на которые пришлась его молодость, вместили столько всяких событий! Но все, что с ним тогда случалось, продолжалось недолго: непродолжительная работа в журнале «Мир животных» и в газете «Чешское слово», быстро закончившаяся афера с Кинологическим институтом и продажей псов с поддельными родословными, недолгие игры в политику, создание шутки ради «Партии умеренного прогресса в рамках закона» и пребывание в психиатрической лечебнице, недолгое увлечение анархизмом и недолгий брак. Большая часть анекдотических случаев из своей собственной жизни становилась затем материалом для рассказов Гашека и в той или иной степени упомянута в «Швейке». И лишь одно оставалось в его жизни неизменным: писательский труд. За эти годы Гашек превратился из сочинителя развлекательных историй в крупного литератора. Но, похоже, этого никто не заметил.

Переломными стали 1912–1913 годы: у Гашека родился сын Рихард, он разошелся с женой (не оформив, впрочем, официально развод), и именно тогда на свет появились «Бравый солдат Швейк и другие удивительные истории» (до создания великого романа еще далеко, но персонаж в общих чертах уже намечен) и еще два сборника рассказов. К 1915 году, когда Гашека призвали в армию, он успел опубликовать сотни (возможно, даже около тысячи) рассказов, фельетонов, очерков.

Он был определен в 91-й пехотный полк, за симуляцию ревматизма признан дезертиром, и отбыл на фронт в арестантском вагоне. Одиссея Швейка во многом повторяет происходившее с самим Гашеком, но даже ради получения столь богатых впечатлений, какими его одарила австрийская армия, он воевать не пожелал и сдался в плен русским. Попал в лагерь для военнопленных под Киевом, затем был переведен в Самарскую губернию. Гашек переболел тифом, а поправившись, вступил в Чехословацкий легион и впоследствии изрядно для него потрудился, агитируя пленных чехов и словаков. Тогда же он начал печатать в русских газетах фельетоны, признанные издевательскими как австрийскими властями, так и крупнейшей эмигрантской организацией — Чехословацким национальным советом в Париже. В 1917 году Гашек порвал с легионом, стал членом партии большевиков и, в порядке партийного задания, отправился в Самару, чтобы агитировать легионеров за революцию и призывать их вступать в Красную армию. Но бо́льшая часть соотечественников Гашека на это не поддалась. Сейчас мы не будем останавливаться на этом подробно, история о так называемых «белочехах» у нас еще впереди.

Словом, Гашек всем насолил — и австрийцам, и чешской эмиграции, и легионерам. Все дружно признали его ренегатом, изменником Австро-Венгерской империи, а затем предателем чешского народа, но это его нисколько не смутило. Гашек вполне искренне разделял коммунистические убеждения, был хорошим оратором и даже (что, конечно, его совсем не украшает) участвовал в карательных акциях большевиков. Этот смелый и образованный человек очутился в нужное время в нужном месте, вполне отвечавшем его склонностям и нраву — в революционной России. Гашека назначают комендантом Бугульмы (от души советуем вам почитать сборник его уморительных рассказов «Как я был комендантом Бугульмы»), затем он издает газету в Уфе, двигается дальше на восток — в Омск, Красноярск и Иркутск, женится на Александре Львовой, снова издает газеты: на русском, немецком, венгерском и даже бурятском языках; он покупает дом в Иркутске и вроде бы готов остаться здесь (на время или, возможно, навсегда). Но Гражданская война закончилась, и коммунистам-чехам предписано ехать на родину и раздувать там пожар мировой революции. Так что в конце 1920 года Ярослав Гашек с русской супругой вернулся в Прагу, где выяснилось, что он — двоеженец: ведь развод с первой супругой так и не был оформлен официально. И хотя обвинение было вскоре снято, в городе поднялся изрядный шум. Гашека давно считали переселившимся в лучший мир: если верить слухам, доходившим в Прагу, его трижды повесили, дважды расстреляли, один раз четвертовали и еще один раз зарезали в пьяной драке.

Революция и светлое коммунистическое завтра чехов не прельстили, и Гашек быстро покончил с трудами на благо партии. Денег не было, здоровье его сильно пошатнулось, чему способствовали перенесенный тиф и тяга к спиртному, и единственным средством к существованию являлись скудные авансы от издателей. Летом 1921 года Гашек с женой перебираются в городок Липнице. Там он продолжил работать над «Похождениями бравого солдата Швейка»; его доходы к тому времени несколько выросли, зато здоровье еще сильнее ухудшилось. Однако Гашек не унывает, заводит новые знакомства, бродит по окрестностям и, чтобы работа двигалась быстрее, нанимает секретаря, который пишет под его диктовку. Но закончить роман ему все-таки не удалось: 3 января 1923 года Ярослав Гашек сообщил жене, что Швейк умирает, и скончался на сороковом году жизни.

Его похоронили в Липнице, и на могиле был воздвигнут памятник в виде раскрытой каменной книги, на которой высечены имена Гашека и его героя. Они как бы едины — в жизни, в смерти и в своей посмертной славе.

Если Алоис Ирасек — чешский Сенкевич и Вальтер Скотт, то Гашек, несомненно, чешский Марк Твен. Чтобы яснее представить масштаб его таланта, приведем такой пример. Когда Михаил Ахманов был молодым, его друзья, студенты физического факультета, забавлялись такой игрой: какие пять книг ты взял бы с собой в экспедицию на Марс (или, если угодно, на необитаемый остров)? Список выглядел так: на первом месте — «Дон Кихот», на втором — «Швейк», на третьем — «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок», на четвертом — «Три мушкетера», а пятое делили «Гулливер» и «Робинзон Крузо». Показательно, что юные физики отдали предпочтение произведениям трагикомическим (за исключением, пожалуй, «Трех мушкетеров»). Ведь именно трагикомедия, в которой соединяется, казалось бы, несовместимое, особенно ярко являет нам величие человеческого духа, и работать в этом жанре могут только очень крупные писатели. И сколько раз в результате их трудов язык обогащался новыми словами: «робинзонада», «донкихотство», «кафкианство», «швейкизм».