Путь слез - Дэвид Бейкер

– Ах, да. До сих пор мне не посчастливилось узнать о твоих способностях в делах сердечных, зато я, безусловно, удостоверился в особом даре управлять нашим отрядом. Однако будет лучше, если сначала я осмотрю сей славный город. Но постой. Боже правый, я, кажись, снова опрометчиво преступил свои смиренные права! Конечно, ежели ты велел бы мне пойти, я бы так сделал. О, прости меня. Тысяча извинений.

Вил на минуту задумался, затем подбоченился и громко провозгласил:

– Я остаюсь с остальными, а тебе приказываю осмотреть город и донести сведенья о нем.

Петер склонился в молчаливом согласии. Затем, передав Соломона на попечение Марии, он простился с детьми.

– Я вернусь, как отслужат последнюю службу, а вы можете молиться за мою сохранность. – Он улыбнулся и помахал им, оттащив Вила в сторону. Он показал на мутную воду. – Смотри, юноша, как высока река. От небывалой жары высоко в горах растопился снег – более чем положено, – и это значит, что в предлежащих на пути низовьях небезопасно. Слушай меня. Ежели я не вернусь, не входите в город. А если у вас не останется другого пути, как только вперед, тогда веди их через великие горы. И – осторожней на перевалах.

Вил кивнул.

Крестоносцы смотрели вслед ковыляющему другу, пока он не подошел к пристани и не смешался с толпой путников. Затем они расселись вокруг костра, чтобы пересчитать остатки из съестного. «Ach, брат, – прошептал Вилу Карл, – с твоей стороны было бы куда благороднее, если бы ты, вместо своего кинжала, захватил бы одежду Георга!»

Вил оглянулся на Георга, который сидел, закутавшись в кусачее шерстяное одеяло, и растирал голые кровоточащие ступни.

– Ага, a с твоей стороны ты мог бы поступить по-дружески: что ж ты побежал за своей проклятой цепочкой?

– Ja, верно, но не я здесь главный. Это тебе нужно заботиться о других, – резонно возразил Карл.

– Георг, – окликнул его Вил, – тебе надобно было захватить свои панталоны.

Несколько детей захихикали, но покрасневший Георг только беспомощно посмотрел на них и слабо улыбнулся.

Вил дружелюбно засмеялся.

– Ладно, не горюй. Я пошлю Карла с Лукасом, чтобы они нашли тебе, что одеть. Есть у кого что-либо на обмен… или несколько монет?

Фридрих встрепенулся и, улыбнувшись во весь рот, подскочил к командиру. Он опустил пальцы в котомку и хихикнул.

– Знаете ли, сир, я оставил себе скромную долю пенни.

– Ха-ха! Отлично, Фридрих! – одобрительно воскликнул Вил.

Мальчик гордо опустил монетки в раскрытую ладонь Карла.

– Отыщи для Георга хорошую одежку!

Крепость Базеля служила пристанищем для римских легионов еще восемь веков до того, как Петер посетил город, и, сидя на носу приземистой лодки, старик вновь поразился великолепным видом древнего селения. Когда его взгляд упал на парные шпили кафедрального собора, расположенного сразу за доками, он стал освежать в памяти воспоминания о городе и расположение его улиц. «Неплохо бы напрячь ум, да и сократить блужданья по городу», – подумал он. В воображении перед ним разворачивались длинные ряды соломенных кровлей вдоль тесных улочек, которые вели к возвышенностям, где селились состоятельные горожане. Он вспомнил нищих, ютившихся в низинах, и как часто их дома становились жертвой наводнений.

Улицы в Базеле были узки, но все равно манили путника. Петер вспомнил о коробейниках и менестрелях, жонглерах и охотниках за богатством. В многообразных тавернах и постоялых дворах столы ломились от хлеба, вина, сыра и эля со всего, известного в те времена мира. Ибо тут были врата Альп, и сюда стекались темноглазые торговцы с восточных герцогств Моравии и земель Коринфа, цветастые танцоры из Бургундии, невидимые папские лазутчики. Городские роскошества привлекали уставших путников, которые, дабы достичь северных тевтонских земель, преодолели опасные горные перевалы и пересеченные местности. Для тех, кто устремлялся по тем же тропам, но в обратном направлении, город также был гостеприимным домом и богатым источником всего необходимого в пути.

Крепкий теплый ветер настойчиво увлекал одномачтовое судно вперед. Несколько могучих усилий гребцов – и выцветшая лодка легонько стукнулась о покореженную пристань. За свое нетерпение несколько пассажиров заработали ласковый упрек Петера, но вскоре все благополучно выбрались на досчатую дорогу, ведущую к банку. Но не успел старик отойти далеко, как его верный посох напрочь застрял в трещине между досками. Громкие проклятья, которые, не долго думая, стали слетать с его закусанных губ, никак не совмещались с внешностью священника, что и привлекло внимание любопытного путника.

– Добрый день, приятель. У вас, кажись, маленькая неприятность.

Петер раздраженно нахмурился.

– Угу. А вы, кажись, мастак замечать то, что и так хорошо видно.

Без дальнейших разговоров незнакомец своей единственной рукой схватился за посох, выдернул из щели его и протянул озадаченному священнику.

Петер вздохнул.

– Что ж, благослови тебя Бог, сын мой. Наверное, отныне я твой должник.

Странник улыбнулся и кивнул, положив руку Петеру на плечо.

– Да, наверное, так и есть. Позвольте сказать еще. По вашему виду вы наверняка состоите, или состояли, священником?

Петер залился краской.

– Ага, так я и подумал. Однако простите меня за дерзость, но вам бы пристало повнимательнее следить за своими речами.

Старик сверкнул глазами и от всей души рассмеялся.

– Ах, странник! Твой весьма учтивый укор попал прямехонько в цель, и я дважды твой должник. Позволь отплатить тебе за учтивость кружкой дорогого эля.

– О, благодарю, святой отец, но нам, кажись, не по пути.

Петер взял его за плечо.

– Не столь важны наши пути сейчас, а вот за твою доброту я должен отблагодарить тебя. Умоляю тебя перекусить и выпить со мной на скорую руку.

Путник колебался.

– Я обязан идти. Может как-нибудь в другое время и в другом месте?

– Взгляни на меня: мне осталось не так много времени и мало где я успею еще побывать. – Огонек в его глазах не давал незнакомцу уйти.

– Ach, ладно. Что с тобой поделаешь, старик, – вздохнул странник. – Ты меня заговорил.

Незнакомец был небольшого роста. Его кудри, червонно-золотые под полуденным солнцем, спускались до плеч нечесаным руном. Широкое добродушное лицо обрамляла коротко стриженая борода, а правый глаз прикрывала заплата черной кожи, которая держалась на тонкой пеньковой бечевке. Одет он был в грубую длинную тунику коричневого цвета, заношенные кожаные гамаши, покрытые пылью месячной, а то и годичной давности. Кожаные сапоги плотно обхватывали его голени. Справа, на широком поясе висел короткий добротный клинок. Левой руки у него не было, а пустой рукав был аккуратно завернут и подвязан за культю. Он производил впечатление грустного, но доброго человека, а по речи и свободном обхождении с окружающими легко можно было догадаться о кротости духа.