Меня зовут Бёрди - Франко Маннара

Люди Остиля подталкивают трех парней к центру, где уже поднимается Фред. Паоло тем временем подошел к Берди и помогает ей встать на ноги.

– Ты, дылда, – тычет Бен пальцем в Игоря, – сними-ка свою красивую рубашечку и отдай ее девушке.

Скинхед повинуется и отходит обратно к группе.

– Да-да, рвать чужую одежду нехорошо. Пора бы тебе это знать, лягушатник!

– Бен! – прикрикивает на верзилу Остиль.

– Прости, вырвалось. Вот видишь, как легко быть расистом, особенно когда ты в большинстве…

– Пидарас! – рычит Игорь, не желая признавать себя побежденным, и ждет, что на него сейчас посыплются удары.

– Черт! Как ты догадался? Это так заметно?

Бен поворачивается к Остилю.

– Видишь, босс, мне даже не нужен каминг-аут, они понятливые! – говорит он смеясь.

Остиль подходит к группе.

– Что ж, похорохорился, и будет, мой мальчик.

Бритый не отвечает.

– Бен, твое слово, выбери наказание сам.

Великан с детским лицом расплывается в улыбке и отвечает, немного подумав:

– Эти господа собирались устроить вечеринку с клубничкой, верно? Жаль будет, если их такие беленькие членики останутся в печали! Так что я предлагаю вам сеанс группового траха, чтобы все кореша отымели друг дружку по очереди…

Четверо парней смотрят на Бена, не понимая.

– Давайте, детки, скидывайте ваши шмотки и сношайтесь до посинения.

Альбер гордо показывает ему неприличный жест.

– Ни за что, негритос, лучше сдохнем!

Остиль тяжелым шагом подходит ближе.

– Это случится быстрее, чем вы думаете, если ты немедленно не сделаешь то, что велел мой друг. Мне по фигу ваши нацистские тушки. Если придется закопать вас сегодня здесь, тебя и твою шайку, я не против, пойдете на удобрения, лучше будут кустики расти.

И он без паузы наносит ему удар бейсбольной битой в лицо, сломав несколько зубов.

– И учти, отсосешь у своего дружка до капельки, даже если мне придется сначала выбить тебе все зубы… Ну, пошевеливайтесь! – рявкает он.

Ни следа юмора не осталось в его голосе – только обещание смерти. Четверо молодчиков начинают медленно раздеваться. Если кто-то слишком долго копается с рубашкой или носком, удар биты тотчас обрушивается на спину, поясницу, колени. Когда все остаются в чем мать родила, Бен, шагнув вперед, обращается к Фреду:

– Ты, умник, отсоси у своего кореша, который возомнил себя Jackson Five.

С лицом, все еще залитым кровью, тот сначала мнется, но повинуется, видя, как мастодонт поднимает биту.

– А тебе, – продолжает он, показывая на Игоря, – пусть твой кореш засадит в зад. Сейчас.

Они начинают копошиться без желания и без особого успеха. На голые тела то и дело обрушиваются удары. Остиль поворачивается к Паоло и Берди:

– Ступайте, мы тут сами. Не волнуйтесь, не съедим мы их. Только проучим, чтобы неповадно было.

С этими словами он наклоняется, порывшись в разбросанной по земле одежде, собирает в стопку документы, потом достает мобильник и снимает несколько кадров вживую.

– Это для моих архивов, мальчики. Ну, живей! Плохо стараешься! – кричит он на Фреда, на ходу стукнув его по голове. – Соси, чувак, соси!

И, обернувшись к паре, поторапливает:

– Ну же, дуйте отсюда!

Перебравшись через стену, они молча побрели по бульвару, сворачивая на первую попавшуюся улицу при виде встречного прохожего. Хочется отгородиться от мира, во всяком случае, от людей. Идти в одиночестве по пустому городу. Он уставился на свои ноги, она смотрит на фасады. После долгого молчания Берди, не останавливаясь, поворачивается к Паоло:

– Как ты туда попал?

– …

– Извини, – спохватывается она, вздрогнув. – Спасибо, что оказался там. Я слишком хорошо знаю, чего избежала.

Голос у нее на диво ровный. Любая другая девушка на ее месте упала бы в обморок или забилась в истерике, а она идет себе спокойно рядом с ним, он только чувствует, как дрожь иногда пробегает по ее телу.

– Брось, не парься. Вокруг меня сейчас такой бардак, а у кого иначе? Я беспокоился за тебя, не спрашивай почему, это так, и все. Мне хотелось тебя увидеть, хоть издали.

– В следующий раз лучше просто подойди ко мне, чем выслеживать.

– А будет следующий раз?

– Не знаю. Ты вроде бы славный парень. А моя жизнь уже давно похожа на большую кучу дерьма. И это дерьмо, мое дерьмо, чертовски воняет. Боюсь, слишком, для такого милого мальчика, как ты.

– Не переживай, у меня нос заложен.

Она улыбается. Идет, уставившись в асфальт, чтобы не смотреть на него. Он ей нравится, она это знает. Но таких вещей она не может позволить себе сейчас. Они уже у сквота.

– Здесь.

– Я знаю.

– Хочешь, поедем ко мне в Восемнадцатый? Эти типы наверняка знают, где ты живешь.

Она поднимает на него глаза.

– Об этом не беспокойся.

– Вряд ли получится. Тебе бы надо пойти в полицию.

– Доверься мне, у меня свои резоны, я сама разберусь. Эти придурки хотели меня напугать, но я их не боюсь.

Паоло понимает, что настаивать бесполезно.

– ОК, звони мне, если понадоблюсь, в любое время.

Он пишет свой номер на ее запястье. Она читает его вслух и снова смотрит на него.

– Спасибо.

– Не за что.

Набрав код, она открывает дверь и на пороге оборачивается.

– Кстати, а кто были эти парни в черном?

– Так, никто. Хорошие люди, просто хорошие люди.

Она улыбается в последний раз и исчезает за дверью.

Ибанез паркует скутер у церкви Сен-Пьер-де-Монмартр, рядом с площадью Тертр. Уже почти шесть. Улицы кишат тучами озирающихся туристов, которых ожидают, отгоняя голубей, бессменные воскресные художники, пахнет блинами и сосисками. Погода теплее, чем ожидалось, и террасы переполнены. Он спускается по улице Сен-Рюстик и уверенно входит в прихожую зала собраний. Висящая на двери программа заманчива: США, движение экс-геев и работы профессора Николоси. «Насыщенная программа», – думает Ибанез. Этого профессора он не знает, но слышал в ходе своих поисков о таких организациях, как NARTH и Exodus. Уже несколько лет как они примкнули к Tea Party[57] и американским правым евангелистам и активно продвигают опасные теории сексуальной переориентации. Толкнув дверь, он входит. Зал полон, тематика явно привлекает приверженцев. Инспектор достает из кармана пачку фотографий, которые взял, уходя, из досье, и направляется к буфету. У него есть снимки Лагарда, молодого скинхеда, задавленного в тоннеле, и еще нескольких жертв. Открыв бумажник, он достает фотографию сестры и засовывает ее среди остальных.