Два билета из декрета - Каролина Шевцова

- Ничего, - я старалась не задохнуться от душивших меня слез, - давай поедем домой, тут правда холодно.

Мимо с ревом проносились другие машины – мимолетные свидетели нашей драмы. Мы не обращали на них внимания. Олег сплюнул на мокрую после дождя землю и вернулся обратно.  Выключил радио и включил печку. Сидение подо мной и воздух стали постепенно нагреваться.

- Что ты хочешь, Яна? Самое время поговорить открыто. Что я должен сделать, чтобы все наладилось? – Его лицо блестело, будто бы он плакал – мое горело, будто бы меня били. Олег до боли сжал мне пальцы и прошептал: - Что ты хочешь?

В ночной тишине, где-то недалеко от промзоны этот вопрос звучал особенно торжественно и…нелепо. Муж сложил руки вместе, поднес их ко рту и молча ждал моего ответа. Со стороны казалось, что он молился. Как грешник, застывший перед образом Девы Марии в храме, надеялся на чудо. Только вот я оказалась не святой. Скорее наоборот.

В голове всплывали сотни разных слов, а я, будто рыбак, наудачу вытаскивала на берег те, что были на поверхности, и собирала их в корявое предложение:

- Хочу пальто. И новые духи. А еще я где-то потеряла перчатки, они мне очень нравились.  

Я отвернулась, стараясь не смотреть в глаза мужу, потому что тогда он бы все понял и не простил.

- И это все? – Голос Олега облегченно дрогнул. - Поехали домой, я тебя накормлю и уложу спать. Небось, шампанское еще пила? Ян, ты же пьяная. Все, хватит влажность тут разводить. Я был не прав, когда обидел тебя, буду себя контролировать. А завтра с утра поедем в центр, куплю тебе все что хочешь.

Сказать правду сейчас – это как отрезать себе руку. Даже теоретически нельзя представить, как это сделать. Когда слезы высохли, я откинулась на сиденье и равнодушно уставилась на проплывающие за окном деревья. Иуда предал Иисуса за тридцать сребреников, кажется? Что ж, я предала себя за шерстяную тряпку и розовую водичку. Молодец, Яна. Мо-ло-дец.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍***

В голове все, конечно, звучало лихо.

Я просто зайду в кабинет Игнатова. И скажу: «Виталий Геннадьевич, ну где Москва, а где я? Не поеду. Сами ехайте. Всего доброго, до свидания, до скорых встреч. Не хворать вам и счастливого Нового Года!»

Согнусь в уважительном поклоне, смиренно подметая косой пол, и уйду, пятясь к двери задом. Все по этикету общения с сиятельными монархами.

Прокрутив эту фразу в седьмой раз, я осторожно потянула на себя ручку. В кабинете было холодно, как в пещере настоящего дракона. Сам дракон стоял у распахнутого настежь окна и говорил по телефону:

- Нет, обратно с открытой датой. Непонятно, сколько они будут думать, либо бронируй возвратные, чтобы деньги не сгорели. Их надо дожать на месте, у меня люди премию ждут.

От его голоса сладко заныло в животе. Бархатные глаза, высокий рост, безупречный стиль – все это служило всего лишь огранкой для бриллианта в виде непоколебимой уверенности и ощущения собственной силы. Силы, способной подчинить себе любого. Я ничем не отличалась от остальных жителей наших джунглей и инстинктивно замерла, чувствуя близость хищника.

Игнатов напрягся и повернул голову в сторону арки. Наши взгляды встретились всего на секунду, но этого хватило, чтобы я смогла заметить, как изменилось выражение его лица.

- Перезвоню через час. - Не дослушав ответ, он положил трубку и добавил другим, совершенно новым для меня тоном: - Привет.

- Привет, - тихо ответила я.

С каждым сделанным в мою сторону шагом я ощущала, как воздух в комнате нагревается, пока, наконец, не стал невыносимо горячим. Просто пекло. Игнатов остановился в полуметре от двери и замер, словно ждал, как поступит дальше робкий сурикат.  Судя по темным кругам под глазами, Виталик не выспался за воскресенье и сегодня пришел на работу такой же разбитый, как и я.

- У меня двадцать минут времени, потом конференция в зуме, но вечером мы можем поговорить. Нам, кажется, кое-что нужно обсудить, верно?

Я ощутила непривычное волнение в его голосе, теперь начальник не казался таким властным и уверенным в себе. Он нервно облизал пересохшие губы и улыбнулся, отчего стал выглядеть лет на десять моложе.

- Лучше скажу сейчас: к сожалению, я не смогу поехать в командировку. По личным обстоятельствам! - я выпалила это настолько невнятно, что больше походила на школьницу с несделанной домашкой, чем на уверенную в своем решении женщину. Господи, кого мы обманываем, уверенные в себе женщины не дрожат, как крылышки кузнечика, стоит кое-кому подойти на расстояние вытянутой руки.

За считанные секунды лицо Виталика заострилось, рот изогнулся в презрительной  ухмылке, а тени под глазами стали казаться еще выразительнее.

- По личным обстоятельствам, - медленно повторил он и слегка ослабил узел галстука, - могу я узнать, какие именно личные обстоятельства мешают тебе поехать на переговоры?

- Можете, Виталий Геннадьевич, - еле слышно ответила я и уткнулась взглядом в пол, чтобы не встречаться с угольно-черными глазами Игнатова. Ничего хорошего там не было, одна только мгла.

- Даже так, - он разочарованно цокнул языком и сделал еще один шаг ко мне, так, что я ощутила его дыхание на коже. - Вы, Яна, очень ловко жонглируете социальной дистанцией. Кажется, недавно мы общались на «ты», чем же теперь я заслужил столько уважения?

Его аура коконом окружила меня. Игнатов разве что носом не выпускал пар от злости. Опасный и неуправляемый в своей ярости, таким мне не приходилось видеть собственного начальника.

Я огляделась по сторонам, пытаясь зацепиться хоть за какой-то предмет, найти хоть какой-то повод, чтобы не ехать в Москву. Не могла же я сказать правду, в конце концов? Как бы это звучало?!

Дорогой товарищ начальник, ты мне нравишься так сильно, что там, в гардеробной, меня бы не смутили ни люди в соседнем зале, ни обручальное кольцо на пальце. О твоей девушке Кате я и вовсе забыла, сосредоточившись только на том, как мне впервые за долгое время стало хорошо. И если я поеду с тобой в Москву, то буду думать, как оказаться рядом, делать все, чтобы ты заметил меня и похвалил. Надеяться на большее. И все это, к сожалению, не сочетается с моим планом спасти свой брак.