Пламя Магдебурга - Алекс Брандт

Иеремия Гефнер был родом из Альтбаха, маленькой бедной деревушки неподалеку от вольного имперского города Франкфурта. Отец его был бочар, платил полтора гульдена годовой подати и пользовался в деревенской общине уважением. После смерти отца, когда дом и земля перешли по наследству его старшему брату Генриху, Иеремия ушел из деревни и направился пешим ходом во Франкфурт. В ту пору ему уже исполнилось шестнадцать. Он был силен, умел обращаться с плотницким инструментом, мог написать свое имя. Вдобавок к тому знал наизусть «Верую…» и «Отче наш…» и умел ездить верхом.

Во Франкфурте он подрядился работать на корабельной пристани. Днями напролет перетаскивал на широкой спине мешки, спал в грязном бараке, ел жидкую похлебку и черствый хлеб. Однажды в воскресный день решил отправиться на городской рынок, чтобы присмотреть себе новые башмаки, – деньги на эту покупку он откладывал несколько месяцев. На площади перед собором Святого Варфоломея Гефнер услышал звук барабанной дроби и крики глашатая – вербовщики набирали солдат. Иеремия подошел ближе. Вербовщик кричал, приставляя ладони ко рту, что храброму графу Эрнсту фон Мансфельду требуются крепкие и смелые парни для войны против войск императора Фердинанда и его кузена, испанского короля. Каждому, кричал вербовщик, кто запишется в полк, будет выдана новая рубаха, полталера серебром и кружка бесплатного пива. Почесав пятерней затылок, Иеремия подошел к столу вербовщика. Тот спросил у него имя и ремесло, велел показать ладони и зубы, спросил, умеет ли он обращаться с мушкетом или аркебузой. Юноша ответил, что, кроме топора и охотничьего ножа, другого оружия в своей жизни не видел.

– Ничего, – усмехнулся вербовщик, – еще увидишь.

Так Иеремия Гефнер стал солдатом. Новое ремесло пришлось ему по душе. Карточная игра, драки и пьянство – все, чем развлекают себя люди, одуревающие от скуки и безделья в военных лагерях, – все это не занимало его. Днями напролет он учился обращаться с пикой, рубить коротким, в локоть длиной мечом, прозванным «кошкодер», метать в дерево нож. После того как в оружейне ему дали старый, хотя и не заржавленный еще мушкет, он занял у одного капрала немного денег в счет будущего жалованья, купил на них запас пороха и свинцовых пуль и принялся упражняться в стрельбе. Стрелял вначале с двадцати шагов, потом с тридцати, потом с сорока, постепенно увеличивая расстояние. Стрелял по камням, по дубовым поленьям, по пустым винным бутылкам, которые время от времени выбрасывали из офицерской палатки. Потом – чтобы не тратить понапрасну пули – придумал иной способ. Набил песком небольшой мешок, нарисовал на нем углем круги мишени и стрелял уже по мешку. Пули застревали в песке, и он легко вынимал их оттуда, чтобы вновь зарядить мушкет.

Его первый бой случился пару месяцев спустя. Они напали из засады на обоз, везущий продовольствие одному из полков армии испанского генерала Гонсало де Кордобы[39]. Впрочем, это нельзя было назвать настоящим боем – их было в пять раз больше, чем тех, в обозе, и нападали они из укрытия. Перестреляли, перебили охрану, взяли под уздцы лошадей и увели по боковой дороге, туда, куда приказал капитан. Трупы не стали ни закапывать, ни даже отволакивать в сторону – зачем? В этой схватке Гефнер убил двоих. Первым был всадник, которому он прострелил грудь тяжелой мушкетной пулей, а затем, упавшего, прикончил ударом ножа. Еще одного – того, что бросился на него со шпагой в руке, – он, изловчившись, ударил по голове мушкетным прикладом, сбил с ног, а потом обрушил всю тяжесть мушкета ему на голову.

Кровь не испугала его, чужая смерть показалась обыденной. Обшаривая трупы – было условлено, что каждый обыскивает того, кого убил сам, – Иеремия добыл себе несколько монет в матерчатом кошеле со шнурком, маленький ножичек с рукоятью из слоновой кости, колоду игральных карт и тонкое золотое распятие. Но главным трофеем был пистолет: тяжелый, украшенный серебром, в плотной кожаной кобуре. Вздумай Гефнер продать этот пистолет, то сумел бы выручить неплохие деньги. Но он оставил его у себя.

Пистолет сделался его любимым оружием. Он был легок, в отличие от мушкета. Он позволял выстрелить в человека с пары десятков шагов, не приближаясь к нему, охраняя себя в безопасности от удара шпагой или кинжалом. Колесцовый замок был куда удобней фитильного. На пистолетной рукояти имелось особое утолщение в форме сплющенной луковицы – в рукопашном бою эта луковица отлично подходила для того, чтобы проламывать ею человеческие черепа.

Разумеется, у пистолета имелись и свои недостатки: палить из него можно было только на близком расстоянии и пробивная сила у него была меньше. И все же Иеремия не желал расставаться с новым оружием. Со временем он научился стрелять с седла, стрелять левой рукой, стрелять не целясь, стрелять, попадая человеку точно в голову или в сердце. В роте его прозвали Иеремия Один Выстрел – за то, что никогда не промахивался.

Гефнер стал хорошим солдатом. Дрался, когда приказывали, один мог одолеть троих, никогда не напивался до беспамятства. Умел разведывать местность и прятаться от вражеских патрулей, умел отыскивать спрятанное крестьянами зерно.

Вначале он был в роте на положении мушкетера. В сражении ему полагалось – вместе с другими мушкетерами – стоять на краю боевого порядка. Приблизится неприятель – стреляй, налетит вражеская кавалерия – прячься за спины товарищей. Казалось бы, простая работа, да и риска немного. Плохо было то, что в армии стрелки считались солдатами второго сорта. Стрелку не полагалось носить кирасы и шлема, жалованья ему платили вполовину меньше того, что получал пикинер. Да и работа, если вдуматься, вовсе не такая простая, как могло показаться на первый взгляд. Чуть зазеваешься, не успеешь отбежать назад – попадешь под пулю вражеского рейтара или под тяжелый кирасирский палаш. Да и в рукопашной схватке мушкетеру тяжело выстоять против закованного в сталь противника – шляпой да тряпичным кафтаном не защитишься.

Пикинеры – вот кто был основой боевого порядка, его костяком, вот кому доставалось больше денег и почестей, вот от чьего умения и выдержки зависел исход сражения. На поле они выстраивались квадратом, плотно, плечом к плечу, выставив вперед длинные двенадцатифутовые пики, и были готовы отразить удар с любой стороны. Непоколебимая, ощетинившаяся сталью крепость, над которой развевалось истрепанное шелковое знамя.

Впрочем, о том, чтобы стать пикинером, Иеремия особо не помышлял. Его мечтой было стать одним из «мясников» – так называли наиболее крепких и отчаянных солдат, составлявших главную ударную силу полка. Они были тараном, позволявшим взломать чужой строй, обратить врага в бегство. Когда две армии сходились на поле боя, «мясники» прокладывали себе дорогу сквозь неприятельские порядки, с одинаковой легкостью срубая наконечники пик и чужие головы. Именно их посылали вперед, когда нужно было ворваться на стену осажденной крепости, или захватить пушечную батарею, или перерезать глотки часовым, охраняющим вражеский лагерь. Вот это настоящая работа, думал Иеремия, работа, которая подходит ему больше всего. Здесь ты не должен стоять в первом ряду, как чурбан, гадая, не продырявит ли тебе лоб свинцовой пулей, не разорвет ли тебя пополам вылетевшее невесть откуда пушечное ядро. Здесь ты сам идешь смерти навстречу, здесь ты можешь ее одолеть, здесь только твоя сила, твоя ловкость, твоя удача решают дело. Он знал, что рано или поздно его заметят, – слишком уж сильным и ловким он был, чтобы использовать его на вторых ролях.