Странствие Кукши за тридевять морей - Юрий Вронский

Русы и варяги постоянно опустошали берега Русского моря и разоряли прибрежные богатые города, однако у них давно уже была заветная мечта – захватить и разграбить Царьград. До сих пор никто на это не решался. И вот судьба посылает такой удобный случай – как его упустить?

Хаскульд и Тюр, не мешкая, собрали большое войско из варягов, полян, русов, словен и прочих, разослали в разные края борзых посланцев, призывая тамошних удальцов участвовать в походе на Царьград, и спустились вниз по Днепру. В Днепровском лукоморье[89] и в устьях Днестра и Дуная к ним присоединились разноплеменные удальцы, и все вместе великой ватагой они отправились походом на Царьград.

За время своих странствий Хаскульд и Тюр успели убедиться, что христианская и магометанская вера больше, чем языческая, способствуют процветанию власти конунгов. Однако, судя по рассказам бывалых людей, величие и могущество греческого царя затмевает все, что только доступно человеческому взору. Неудивительно, что они, сами ставшие конунгами, давно уже подумывали о принятии христианства. А когда христианский Бог наслал на них эту ужасную бурю, напоминая им об их давнем намерении, у них больше не осталось колебаний и намерение стало твердым решением.

– Мы трое, – говорит Кукша, – хотим покинуть греческого царя. Согласны ли вы увезти нас тайно, если царь не захочет нас отпустить?

Хаскульд усмехается.

– Ты мог бы об этом и не спрашивать, – отвечает он. – Мы увезли тебя от конунга Харальда, увезем теперь и от царя Михаила. А эти люди, раз они твои друзья, всегда могут рассчитывать на нашу помощь.

Патрокл нашел во Дворце Кукшу и сообщил ему, что Епифаний ищет его, чтобы поговорить о важном деле. Но Кукша боится встречи с Епифанием – как он посмотрит в глаза своему благодетелю, ведь он задумал бежать, и это после того, как его спасли от рабства и устроили на почетную службу, о которой можно только мечтать!

Кукша мучается от собственной неблагодарности, однако сейчас он не в силах думать ни о чем, кроме приближающегося отплытия русов. Все свободное от службы время он проводит вне городских стен, на берегу, где лежат вытащенные из воды длинные корабли. Русы латают, конопатят, смолят свои суда, потрепанные бурей. Слышится стук деревянных молотков, по берегу плывет тревожный залах смолы…

Скоро Кукша покинет Царьград и отправится в Великую Скуфь, как иногда называют греки огромную страну, где затерялась его родина. Нет сомнений, что Сам христианский Бог посылает Кукше счастливый случай за то, что он принял Крещение. К тому же Кукша не жалел денег на свечи и на милостыню, моля Господа помочь ему вернуться домой.

Нельзя не видеть благоволения Господня и в том, что Кукша покидает Царьград богатым человеком – в холщевом кошеле и бронзовом ларчике оказалось целое состояние. Жаль только, что попытка вернуть Епифанию деньги за выкуп была безуспешной. Епифаний не взял денег, заявив, будто Кукшу выкупил не он.

Среди русов оказалось немало словен, Кукша с удовольствием помогает им чинить корабли. Проходящие мимо царьградские моряки или торговцы останавливаются и подолгу пялят глаза на человека со смоляным квачом[90] в руках, которого по одежде можно принять за царского гвардейца.

Из городских ворот появляется еще один любопытный и тоже направляется к нему. Гвардейцу Кукше нравится чинить корабли, но зеваки надоели ему. К тому же человека, замыслившего побег, не могут не беспокоить лишние наблюдатели.

Однако на этот раз идет не наблюдатель. Кукша узнает Епифания, и у него сжимается сердце. Придется поведать Епифанию о своих намерениях, он не может его обманывать. Кукша услышит горькие заслуженные упреки, но ничего не поделаешь…

Епифаний подходит к Кукше, лицо его сияет.

– Вот где ты пропадаешь! – восклицает он. – А у меня к тебе важное дело. Я давно понял, что ты решил бежать из Константинополя на кораблях Оскольда и Дира. Да и мудрено не понять: как же не воспользоваться такой оказией! Но тебе незачем бежать. Я переговорил с патриархом, который весьма благоволит к тебе, и патриарх испросил у его царственности дозволения для тебя оставить службу и плыть в Скифию. А на будущий год патриарх и его царственность по просьбе князей Оскольда и Дира отправят туда проповедников и епископа с причтом[91]. В числе сопровождающих епископа буду, по-видимому, и я.

Кукша не верит своим ушам, тонкие кости Епифания хрустят в медвежьих объятиях Кукши. Сдавленным голосом Епифаний умоляет отпустить его, ибо, если Кукша его задушит, ему нечего и мечтать о возвращении на родину – дорога его будет не дальше плахи. Наконец счастливый Кукша отпускает Епифания. Но ему тут же приходит в голову мысль, которая омрачает его радость.

– Епифаний, – говорит он, – ты поплывешь в Киев, к киевским князьям, а ведь это еще не моя родина. Я поплыву дальше, на север. Я должен заранее предупредить тебя, что у киевских князей я не останусь.

– Я это знаю, – отвечает Епифаний, – я лишь хочу помочь тебе вернуться домой, а мне от тебя ничего не надо.

Кукша готов заплакать, ему стыдно – он ждал упреков, а Епифаний только и думал, что о его благе.

– Как мне отблагодарить тебя, – говорит Кукша, – ты приютил меня, выкупил из рабства и теперь помогаешь вернуться домой!

– Благодари не меня, а Андрея. Ради него я приютил тебя. И это он, а не я выкупил тебя из рабства. Андрей просил меня хранить это в тайне, но теперь я могу раскрыть тебе ее – ведь ты навсегда покидаешь Константинополь. Он выведал, что свечник Кириак купил тебя на невольничьем рынке за пять номисм. Он подсчитал, что, если усердно просить милостыню, он сможет собрать тебе на выкуп через полгода. Я хотел взять деньги у своего отца – что для него пять номисм? Но Андрей мне запретил это делать. В течение полугода он собирал по оболу и каждый день приносил мне собранное, пока не накопилось достаточно. Мне было тяжко нести незаслуженное бремя твоей благодарности, и я счастлив, что могу наконец открыть тебе правду.

Кукша не может вымолвить ни слова, к горлу его подступают слезы. Откуда в этом мире, где кругом только и делают, что грабят, мучают и убивают друг друга, мог взяться такой человек, как Андрей?

Кукша изо всех сил старается сдержать слезы, но слезы побеждают, они текут по щекам, щекочут в носу и капают на голубой хитон, который в этих местах сразу темнеет. Не дивно ли, что он не умел плакать, пока ему случалось испытывать только боль и страх, голод и холод, что плакать его научила лишь безмерная человеческая доброта?

Епифаний с мягкой улыбкой, похожей на улыбку Андрея, молча глядит на Кукшу. Кукша, как маленький, вытирает глаза подолом гвардейского хитона.