Ангелы и Демоны - Дэн Браун

— Синьор, — продолжала Виттория, — человек,убивший моего отца, находится где-то в городе. Каждая клеточка моего телатребует, чтобы я немедленно бросилась на поиски негодяя. Но я остаюсь в вашемкабинете… поскольку чувствую свою ответственность перед вами. Перед вами иперед всеми остальными. В опасности жизнь многих людей. Вы слушаете меня,синьор?

Камерарий ничего не ответил.

Виттория чувствовала, как бешено колотится ее сердце. Почемушвейцарские гвардейцы не смогли установить место, откуда был звонок?! Этотубийца — ключевая фигура в решении всей проблемы! Ему известно, где спрятаналовушка… он, черт побери, знает местонахождение кардиналов! Схватите этогочеловека, и все проблемы будут решены!

Виттория понимала, что находится на грани нервного срыва.Подобное чувство бессильного отчаяния она испытывала лишь в далеком детстве,еще в то время, когда была сиротой. Тогда у нее не было способа с ним справиться.Неужели и сейчас она не сумеет его преодолеть? У тебя есть возможности,убеждала она себя. Возможности имеются всегда, их надо лишь увидеть. Но все этирассуждения оказывались бесполезными. Ее мысли продолжали путаться. Витториябыла научным работником и умела решать сложные проблемы. Но на сей раз она,видимо, столкнулась с проблемой, не имеющей решения. «Какие данные тебе нужны?Какую цель ты себе ставишь?» — такие вопросы задавала она себе, и впервые завсе время своей взрослой жизни не находила на них ответа.

Дыхание ее стало каким-то прерывистым. Кажется, она начиналазадыхаться.

* * *

Голова Лэнгдона раскалывалась от боли, и ему казалось, чтоон находится на краю пропасти, отделяющей реальный мир от мира безумия.Американец смотрел на Витторию и камерария, но видел вовсе не их. Перед егомысленным взором проносились какие-то отвратительные картины: взрывы,толпящиеся газетчики, наезжающие камеры, четыре заклейменных человеческих тела…

Шайтан… Люцифер… Носитель света… Сата…

Усилием воли ему удалось прогнать эти дьявольские образы. Мыимеем дело с хорошо подготовленным террористическим актом, напомнил он себе,вернувшись к реальности. С запланированным хаосом. В его памяти неожиданновсплыла лекция курса, который он прослушал, занимаясь исследованием символикидревнеримских преторов. После нее Лэнгдон стал видеть терроризм совсем в иномсвете.

— Терроризм… — говорил тогда профессор, —всегда ставит перед собой одну-единственную цель. В чем она заключается?

— В убийстве невинных людей, — предположил один изстудентов.

— Неверно. Смерть является всего лишь побочнымпродуктом терроризма.

— Чтобы продемонстрировать силу, — высказалсядругой слушатель.

— Нет. Более яркого проявления слабости, чем террор, вмире не существует.

— Чтобы вызвать страх, — произнес чей-то голос.

— Именно. Это исчерпывающий ответ. Говоря простымязыком, цель терроризма — вызвать страх и ужас. Эти чувства подтачивают силыврага изнутри… вызывают волнение в массах. А теперь запишите… «Терроризм неесть проявление ярости. Терроризм — политическое оружие. Когда люди видят, чтоих правительство бессильно, они утрачивают веру в своих лидеров».

Утрачивают веру…

Так вот, значит, для чего вся эта затея? Лэнгдона мучилвопрос, как отреагируют христиане всего мира, увидев, что их кардиналы валяютсяна улице, словно дохлые собаки. Если вера не смогла защитить высшихсвященнослужителей от происков сатаны, то на что же надеяться им — простымсмертным? Лэнгдону казалось, что в его голове стучит тяжелый молот… а какие-тонегромкие голоса распевают военный гимн.

«Вера тебя не спасет… Тебя спасут медицина и надувные мешкив автомобиле. Бог тебя не защитит… Тебя сможет защитить только разум. Толькопросвещение… Верь лишь в то, что приносит ощутимые результаты. Сколько лет прошлос тех пор, когда кто-то расхаживал по воде аки посуху? В наше время чудесаспособна творить только наука… компьютеры, вакцины, космические станции… атеперь даже и божественное чудо творения. Вещество из ничего получено влаборатории… Кому нужен этот Бог? Никому! Наука — вот наше божество!»

В ушах Лэнгдона зазвучал голос убийцы. Полночь…Математическая прогрессия смерти… невинные агнцы, возложенные на алтарь науки.

Затем навязчивые голоса вдруг исчезли. Призраки разбежалисьтак, как разбегается толпа при звуках первого выстрела.

Роберт Лэнгдон вскочил на ноги настолько резко, что его стулоткинулся назад и со стуком свалился на пол.

Виттория и камерарий едва не подпрыгнули от неожиданности.

— Как я мог этого не увидеть? — прошептал Лэнгдонсловно завороженный. — Ведь это было совершенно очевидно…

— Не увидеть что? — спросила Виттория.

Не ответив на вопрос девушки, Лэнгдон повернулся ксвященнику и сказал:

— Святой отец, в течение трех лет я бомбардировалкабинет его преосвященства просьбами открыть для меня доступ к архивамВатикана. И семь раз я получил отказ.

— Простите, мистер Лэнгдон, но боюсь, что сейчас невремя выступать с подобными жалобами.

— Мне нужен немедленный доступ в архивы. Это касаетсячетырех исчезнувших кардиналов. Не исключено, что я смогу узнать те места, гдеих собираются убить.

Виттория бросила на него изумленный, непонимающий взгляд.

Камерарий явно растерялся и выглядел так, словно сталмишенью какой-то грубой шутки.

— Не могу поверить в то, что подобная информациясодержится в наших архивах.

— Не стану обещать, что добуду нужные сведения вовремя,но если вы допустите меня…

— Мистер Лэнгдон, через четыре минуты я обязанпоявиться в Сикстинской капелле. А архив расположен в противоположном концеВатикана.

— Вы ведь не шутите? — спросила Виттория,заглядывая Лэнгдону в глаза. Казалось, в их глубине она хотела увидеть,насколько серьезны его намерения.

— Сейчас не время для шуток! — бросил Лэнгдон.

— Святой отец, — сказала Виттория, оборачиваясь ккамерарию, — если имеется хотя бы малейший шанс… узнать, где намеченыубийства, мы могли бы устроить там засады и…

— Но при чем здесь архивы? — недоуменно спросилклирик. — Каким образом в них может оказаться подобная информация?

— На объяснение уйдет гораздо больше времени, чем у насесть. Но если я прав, эта информация поможет нам схватить ассасина.

Камерарий, судя по его виду, очень хотел поверить словамамериканца и почему-то не мог.