На краю Принцесс-парка - Маурин Ли

«Как хорошо, что Бет ушла», – подумала Руби. Ее подругу всегда раздражало то, что Хизер частенько помыкала ее сыном.

«Надо прекратить все это, – продолжала размышлять Руби. – И не только в отношении Джейка, но и в отношении Греты». Раньше то, что Хизер усердно опекала сестру, казалось Руби трогательным, но после того как Грета пошла в школу, положение несколько изменилось. Было похоже, что Хизер не по душе то, что большую часть времени сестра ей неподвластна, и, когда Грета возвращалась домой, Хизер постоянно командовала ею. Руби не знала, как относиться к тому обстоятельству, что сама Грета, похоже, ничуть против этого не возражала и беспрекословно исполняла приказы младшей сестры. Казалось, ее полностью устраивает отсутствие необходимости принимать решения самостоятельно – она играла в игры, которые выбирала Хизер, шла туда, куда хотелось Хизер, и так далее. Джейк был совсем другим – ему больше нравилось жить самостоятельной жизнью, насколько это позволял его возраст. Это был милый мальчик с замечательным характером, и Руби почти не сомневалась, что из него получится человек, независимый как раз в меру, – тогда как Хизер, как она опасалась, могла стать настоящей мегерой, а Грета чем-то вроде коврика, о который все вытирают ноги.

Руби внимательно посмотрела на своих дочерей. Грета послушно сидела на траве, ее окруженное ореолом светлых волос личико, по форме напоминавшее сердце, было повернуто к сестре – она ждала, когда Хизер вернется к своей роли учительницы. Грета по-прежнему была слишком маленькой для своего возраста – казалось, ее организм так и не пришел в себя после ужасных лет в Фостер-корт, когда она постоянно болела и частенько недоедала. На вчерашней свадьбе многие гости даже решили, что Грете четыре года, а Хизер – пять.

Глядя на Хизер, Руби как будто смотрела на себя в детстве. Те же резкие черты лица, темные глаза, ловкое тело. «Интересно, я тоже была вечно всем недовольна?» – спросила себя Руби. Да, монахини рассказывали, что она всегда была достаточно непослушным ребенком, но маловероятно, что она, как Хизер, начинала в ярости топать ножками, если что-то шло не так, как ей хотелось.

– Надеюсь, она все это перерастет, – сказала себе Руби.

Спустя некоторое время после свадьбы одна из комнат на первом этаже была превращена в спальню Мари Фергюсон, грубоватой, но добросердечной пятидесятилетней вдовы, которая работала поваром в больнице Сэфтон. Мари решила, что жить недалеко от больницы будет удобнее, чем каждый день ездить на работу из деревеньки, расположенной неподалеку от Уигана.

Мари очень быстро стала полноправным членом их своеобразной «семьи». На выходных она с удовольствием присматривала за детьми, давая Руби и Бет возможность пойти в кино или на танцы.

Бет обожала танцевать, но Руби не умела вести светскую беседу. Ей было скучно постоянно отвечать на одни и те же вопросы: «Как тебя звать? Чем ты занимаешься? Где живешь? Можно я провожу тебя домой?» На последний вопрос она всегда отвечала твердым «Нет!».

– Эти парни кажутся мне такими юнцами! – жаловалась она.

– Но ты и сама не такая уж старая! – возражала Бет.

– Рядом с ними я чувствую себя старухой.

– Между прочим, не такие уж они и юнцы. Некоторым из них за тридцать и даже под сорок. А в них-то что тебя не устраивает?

– Они женаты, вот что. Их бедные жены были бы поражены, если бы узнали, что их мужья танцуют с молодыми женщинами и провожают их домой – а может, и не только это.

Руби казалось, что она перешла из молодости в старость в тот день, когда они с Джейкобом уехали из Киркби и поселились в Фостер-корт. Когда-то давно ей очень нравилось танцевать, но теперь она относилась к танцам как к весьма сомнительному способу убить время. Руби с грустью сказала себе, что разучилась радоваться жизни. Да, она повзрослела слишком быстро, слишком резко – к тому же далеко не все взрослые относились к жизни так же серьезно, как она.

На Пасху Хизер пошла в школу. В глубине души Руби была рада хотя бы частично переложить груз ответственности за своего трудного ребенка на других – хотя она крайне неохотно признавалась в этом даже самой себе. Джейк был очень рад тому, что теперь ему никто не навязывает свою волю. Прошел еще год, и он с удовольствием начал ходить в школу. Теперь у Руби появилась возможность найти себе работу – пусть даже на неполный рабочий день.

Марта Квинлан, которая по-прежнему была активисткой Женской добровольческой организации, тут же подыскала ей занятие. «Ливерпульская корпорация» постепенно восстанавливала тысячи домов, поврежденных во время авианалетов, но внутренних работ она не выполняла. Стены многих помещений были покрыты пятнами сажи или воды, лившейся из перебитых труб.

– Особенно помощь нужна старикам, – объяснила Марта. – Молодые и сами в состоянии сделать в доме хотя бы косметический ремонт, а пожилые люди сильно огорчаются и даже впадают в депрессию оттого, что им приходится жить в таких условиях. Найти маляров или обойщиков сейчас очень сложно, к тому же у пожилых людей часто нет на это денег.

Теперь Руби каждый день по четыре часа красила внутренние стены. Она научилась замазывать дыры и замешивать штукатурку. Домой она являлась вся пропахшая краской, и нередко ей приходилось смывать краску со своих черных волос.

Был уже 1943 год, но войне не было видно конца – хотя люди все чаще говорили о том, что «до победы рукой подать». Все ждали, когда же британские войска войдут во Францию, а тем временем началось кое-что другое, обрадовавшее женщин Британии и повергшее в отчаяние мужчин.

Прибыли янки. Британию заполонили целые толпы веселых, раскованных и очень щедрых молодых людей в элегантной форме. Они были повсюду, их карманы были набиты жевательной резинкой и долларами, и они были искренне убеждены, что в обмен на нейлоновые колготки можно заполучить любую британскую женщину, как молодую, так и не очень.

Теперь Руби с нетерпением ждала субботних танцев. Там она словно попадала в другой, новый мир – знакомилась с парнями из таких экзотических мест, как Техас или Калифорния, парнями, жизнь которых напоминала кино: они работали на ранчо, водили «кадиллаки», играли в бейсбол, бывали в Рэйдио-сити[4], в Голливуде, на Пятой авеню, на Ниагарском водопаде…

По крайней мере они так говорили. Руби верила лишь половине из того, что ей рассказывали, но после ужасов ежедневных бомбардировок и при отсутствии почти всех тех вещей, которые делали жизнь хоть сколько-нибудь приятной, искреннее добродушие и веселость американцев были для всех глотком прохладной воды в жаркий день.

Несколько раз Руби ходила с янки на свидание – но никогда более двух раз с одним и тем же парнем, ведь иначе она могла бы увлечься, и тогда ее, возможно, все же затащили бы в постель. Руби была убеждена, что именно это является главной целью всех этих парней. В ее встречах с «врагом», как называл американцев Чарльз, было нечто циничное – довольно часто Руби возвращалась домой, нагруженная апельсинами, сладостями, тушенкой и другими деликатесами, ставшими редкостью в Британии после начала войны. Несмотря на сомнительный источник всех этих сокровищ, Чарльз ел их так же охотно, как и все остальные.