Стальной волосок - Владислав Крапивин

Здесь их ждали Грегорьо и Паулито.

Недавно они приплыли в Гавану на маленьком бриге из страны с названием «Руссиа», о которой Пако ничего раньше не слыхал. Причем Грегорьо был из той самой Руссии, а маленький Паулито — тоже с далекого, но известного острова Гваделупа (к которому у Пако Санчеса имелся свой интерес).

Многое в жизни у Грегорьо и Паулито запуталось, и они признались в этом сыну квартирного хозяина и дочке его служанки.

Почему признались? Потому что больше было некому, а накопилось на душе столько всего, что держать уже в себе было невозможно.

Как признались, на каком языке? А кто его знает! На смеси жестов и отдельных слов из испанского и французского языков. Паулито, к тому же, говорил еще на негритянском наречии, которое было в ходу на Антильских островах, и это наречие понимала Росита Линда…

А кроме того, Павлушка научился уже кое-что понимать по-русски (откроем еще одну воткнувшуюся сюда в беспорядке «картинку»).

На бриге, когда шли от Гваделупы в Гавану, Гриша не раз брал у доктора пухлую книгу: «Иллюстрированный энциклопедическiй словарь по вопросамъ исторiи, географiи, естествознанiя и словесности». Там были объяснения множеству слов, а главное — тысячи мелких картинок-гравюр — с портретами, животными, кораблями, растениями, разными дворцами и храмами. Можно было подолгу разглядывать и называть. Чтобы Павлушка запоминал слова.

Он, Павлушка-то, вовсе не был дикарем, ни в каком смысле. Оказывается, когда жил у родственников (они потом куда-то подевались) в городе Бас-Тер, то ходил там даже в школу. Почти полгода. Знал и умел складывать французские буквы. И даже соображал, что такое глобус — не удивился, когда доктор показал маленький синий шар на подставке…

Однажды Гриша, сидя на койке, начал читать вслух «Конька-горбунка». Просто так — вспомнилось и захотелось услышать знакомые строчки. Увлекся и читал несколько минут. А когда спохватился и перестал, Павлушка подергал его за рукав:

— Г’ри-ша… ищо…

— Ты же все равно не понимаешь!

— Ищо… пожалю-ста…

Гриша стал читать дальше. Поглядывал на Павлушку. Тот слушал, приоткрыв рот, и тихонько кивал, как бы отмечая ударения… Может, его завораживал стихотворный ритм? Или стихи эти казались какими-то длинными заклинаниями? А может, улавливал знакомые слова и тихо радовался этому…

А потом, когда Гриша замолчал, Павлушка опять взял его за рукав, прислонился щекой к плечу.

— Г’ри-ша…

— Что? — сказал тот, ощутив новый укол тревоги.

— Мы… ищо лонгтемп… долго будем энсембль… вместе?

Вот завыть бы прямо здесь, уткнувшись в подушку рядом с кнопом Жужу…

— Лонгтемп… — сипло сказал Гриша.

— Тужур?… Все-гда?

— Ту-жур… — выговорил Гриша. А что он мог еще сказать? А сказав так, будто дал обещание.

Но одно дело дать, а как выполнить?… Снова несколько раз собирался пойти к капитану, но Гарцунов был то занят, то не в духе, то отдыхал. А обратиться с этим при всех, в кают-компании, Гриша считал невозможным. Да и не бывал теперь Гриша в кают-компании. Завтрак, обед и ужин им с Павлушкой вестовой Егор Плюхин приносил в каюту. Потому что, когда с офицерами обедает воспитанник командира, это одно, а если еще и кудлатый приемыш с негритянского острова — это нарушение этикета. И куда его было девать, этого нежданно свалившегося на голову пассажира? Отправлять к матросам? Но как-то неловко — одного-то. Да и не пошел бы он без Гриши…

Уже после Гриша понимал, что правильнее всего было бы поговорить о своих мыслях и планах с доктором. Но там, на бриге, казалось, что, если он обратится к Петру Афанасьевичу раньше, чем к Гарцунову, это будет нарушением корабельных правил. Разве можно так — в обход командира? Капитан, узнав про это, конечно же, разгневается, и тогда уже не останется надежды…

А пока надежда все-таки была. Потому Гриша и тянул с разговором, чтобы не потерять ее окончательно. Ведь, если услышишь решительное «нет», как тогда жить? И ему, и Павлушке…

С этими надеждами, с неисчезающей тревогой и появился сибирский мальчик Гриша Булатов в бесконечно далекой от Турени Гаване.

В гавани было немало судов. Из разных стран. В том числе корвет под военным флагом Соединенного королевства. Но воевать в территориальных водах нейтрального государства враждующим кораблям запрещали международные законы. Поэтому англичане могли сколько угодно скрипеть зубами, глядя, как бриг под андреевским флагом входит на рейд.

«Артемида» салютовала крепости эль Морро двенадцатью выстрелами. Крепость охотно ответила тем же. Офицеры стали съезжать на берег. После тесных каюток хотелось хоть немного пожить в просторных номерах хорошего отеля и хлебнуть береговой жизни.

Матросам и унтер-офицерам этого тоже хотелось. Конечно, отели были им не по карману, но, получив от начальства положенную сумму испанских песо, моряки предвкушали добрую выпивку в портовых тавернах и знакомство с прелестными мулатками, о которых были наслышаны немало… Так потом они и развлекались: разбившись на три смены и поочередно съезжая на берег.

Заботы о мальчишках взял на себя доктор. Он не поехал с ними в отель, а тут же, на берегу, познакомился с весьма образованным на вид книготорговцем и снял у него комнаты в доме неподалеку от разрушенного замка (тот пострадал во время давних стычек с англичанами).

И замок (вроде того, что в романе Уолтера Скотта «Иванхое»), и город с белыми узорчатыми домами, пальмами и фонтанами, и крепости на берегах, и лавки с множеством фруктов, и веселый народ с веерами и гитарами — все это было чудесно. Было бы… если бы не постоянная заноза внутри.

Одноэтажный дом книготорговца Санчеса был, конечно, не таким роскошным, как особняки в центре, но — просторным, удобным, тихим. Стали обустраиваться, доктор по дороге на квартиру купил для мальчишек новую одежду…

А капитану Гарцунову и старшему офицеру Стужину было не до развлечений. Им предстоял визит в резиденцию испанского губернатора — для вручения документов, обсуждения множества вопросов и встречи с представителем Российско-Американской компании.

«И наверно, будет о Павлушке узнавать: куда его пристроить?» — подумал Гриша и отчаянно пожалел, что до сих пор оттягивал разговор, а теперь поздно — Гарцунов и Стужин в парадных мундирах прямо с пристани уехали во дворец.

«Но, наверно, не сразу они там заговорят о Павлушке, — успокаивал себя Гриша. — Для начала у них есть дела поважнее. А вечером я обязательно…»

Дело в том, что капитан просил всех собраться вечером у него в гостинице. Возможно, приглашение не распространялось на Гришу и тем более на Павлушку, но Гриша решил, что они как-нибудь проберутся. Выражаясь по-лямински — «напротырку». В нем крепла смешанная с отчаянием решимость.