Узурпаторы и самозванцы "степных империй". История тюрко-монгольских государств в переворотах, мятежах и иностранных завоеваниях - Роман Почекаев

Статус ханов, провозглашенных во время восстания, недостаточно изучен. По словам того же А. Джангильдина, «хан самостоятельно не мог решать вопросы. Двенадцать министров составляли совет, который решал все вопросы. Фактически решали вопросы 2–3 человека»[521]. Вызывает также большой интерес статус А. Иманова, носившего звание сардара, или «главнокомандующего над всеми восставшими киргизами»[522]. Советские историки, учитывая, что впоследствии А. Иманов перешел на сторону советской власти, именно его характеризовали как фактического руководителя восстания. Однако, согласно отчетам и докладам российских имперских чиновников о восстании 1916 г., А. Иманов являлся лишь «помощником» хана Абдугаппара[523]. Впрочем, влияние А. Иманова среди восставших, его активная роль в боевых действиях позволяет провести параллель (хотя и достаточно условную) с системой соправительства в позднесредневековых тюрко-монгольских государствах, когда верховный главнокомандующий (бекляри-бек, амир ал-умара) являлся фактическим, а иногда — и официальным соправителем хана. Аналогичным образом, известно, что у хана Оспана Шолакова был визирь, а киргизский «хан» Мокуш Шабданов назначил одного из своих братьев главнокомандующим[524].

Кто именно подал идею восстановления института ханской власти? В советской историографии эту инициативу было принято приписывать «баям и муллам»[525]. Однако ханы никоим образом не способствовали укреплению позиций ислама и мусульманского духовенства, не предоставляли особых льгот и баям — напротив согласно вышеприведенному свидетельству А. Джангильдина, богатая верхушка казахского общества была обложена дополнительными сборами. По-видимому, восстановление института ханской власти было предпринято руководством восставших вне зависимости от их социальной принадлежности: ханы были нужны как официальные предводители, символ возрождения независимой казахской государственности. Можно согласиться с мнением, что хан «был по сути дела "ширмой" для привлечения широких масс»[526]. Следовательно, восстановления прежней системы власти желали не только «реакционные элементы», но и основная масса казахского населения, сочувствовавшего восстанию.

Однако, по-видимому, восстановление ханской власти в Казахстане, где этот институт был упразднен почти 100 лет назад, было воспринято как анахронизм и не встретило поддержки ни со стороны социал-демократов, которые вскоре взяли курс на сближение с большевиками, ни со стороны «казахских буржуазных националистов», которые в 1918 г. провозгласили в Казахстане автономию — Алаш-Орду. Деятельность отдельных ханов вызывала еще и откровенно враждебную реакцию местного населения. Так, например, Тришин, хан Кызылжарской волости, убил нескольких аульных аксакалов, которых подозревал в поддержке русских властей, и с ним хотели расправиться их родственники; спасли его от мести, как ни странно, русские, отбив у «хана» у его соотечественников и поместив под охрану в лазарет[527].

Ухудшение отношения народа к ханам не было для них секретом, поэтому многие узурпаторы очень быстро сошли с политической сцены. Например, в Иргизском уезде было избрано девять ханов, все они попали в руки властей, причем восемь сдались добровольно[528]. Оспан Шолаков, один из ближайших соратников хана Абдугаппара и А. Иманова, не только сам сдался русским властям, но и привел к покорности возглавляемых им аргынов, поддавшись на уговоры своих сородичей — представителей Алаш-Орды[529]. Абдугаппар Джамбусынов впоследствии также поддерживал Алаш-Орду и боролся против установления в Казахстане советской власти[530]. Попытки реставрации национальных казахских государственных и правовых институтов во время восстания 1916 г., таким образом, оказались кратковременными и в значительной степени анахроничными. А вскоре реваншистский характер восстания также утратил актуальность в связи с изменившейся ситуацией: после февральской, а затем и Октябрьской революций в России, в состав которой в качестве АССР был включен и Казахстан, впоследствии превратившийся в союзную республику.

Даже существенное изменение политического режима не привело к окончательному забвению в Казахстане идеи ханской власти. Последнее в истории Казахстана национально-освободительное движение, в рамках которого появлялись претенденты на трон, имело место уже на рубеже 1920-1930-х гг. — на этот раз уже против советской власти. Восстания 1929–1930 гг. были следствием непродуманной политики сплошной коллективизации в Казахстане. Основной силой восстания явилось среднее и бедное крестьянство, однако во главе восстания стояли люди с более высоким статусом, которые увидели в этом движении возможность занять еще более значительное положение[531].

В сентябре 1929 г. в Каракалпакии представители местного казахского и каракалпакского населения провели курултай, на котором избрали ханом Жалел-Масума Исматуллаева, а командующим — Барлыкбая Нурымова (опять связка «хан — бекляри-бек»!), после чего бросились громить партийные и советские учреждения, однако вскоре в районный центр прибыл небольшой отряд ОГПУ, частично разогнав, частично арествовав восставших[532].

В октябре-ноябре 1929 г. в Костанайском округе также началось восстание, участники которого провозгласили своей целью свержение советской власти, восстановление института ханской власти и аульных аксакалов. Ханом был избран один из активных участников восстания Омарбай Бармаков. Примечательно, что в восстании, равно как и в принятии решений, участвовали не только казахи, но и русские крестьяне, а также сами представители советской власти: несколько коммунистов, комсомольцев, членов аульных советов и комбедов. Наравне с новоизбранным ханом восстание возглавили первый секретарь Тургайского ревкома и начальник районного отдела милиции. Тем не менее и это восстание было подавлено уже к середине ноября, а большинство его участников схвачено[533].