Вечная молодость графини - Екатерина Лесина

– Зачем ты избегаешь меня, Ладислав, – спросила Эржбета, зажигая свечи. Нынешним вечером она велела принести их втрое больше против обычного.

– Не смею тревожить.

Пламя перебиралось с фитиля на фитиль и, разгораясь, наполняло комнату зыбким светом.

– Разве может меня потревожить любовь? Ты ведь любишь меня, Ладислав?

– Больше жизни!

Эржбета налила в стеклянный кубок вина и протянула любовнику.

– Возьми. Выпей. Тебя мучит жажда.

– Вовсе нет!

– За мое здоровье.

Он отшатнулся и руки поднял, заслоняясь от подношения.

– Ты говоришь о любви, – заметила Эржбета и сделала большой глоток. – А меж тем не веришь. Но разве может быть любовь без доверия? Значит, ты лжешь. Я же оскорблена подобной ложью. И не могу оставить ее безнаказанной. Мне больно, Ладислав. Ты ударил меня в самое сердце.

Оно давно умерло, пронзенное зубриным рогом и иным, куда более страшным предательством, но Ладислав, посерев, упал на колени.

– Прости!

– Что в ней такого, чего нет во мне?

Эржбета ждала любого ответа, кроме того, который услышала. Ладислав вскинул голову и, выдержав взгляд, сказал:

– Она живая. А ты… ты просто никак не умрешь.

Выскользнувший из-за ширмы Фицке скрутил негодяя, да тот и не сопротивлялся, прекрасно зная силу карлика. Увели. Эржбета осталась наедине с зеркалом и, допивая вино, любовалась собой в зеркале. Жизнь – это безделица. Жить просто. Не умирать куда как сложнее. Но скоро Ладислав это и сам поймет.

Его привели через три дня. Он был грязен и страшен, как будто провел в подземелье годы. Он дрожал и кутался в обрывки дорогого прежде одеяния. Он скулил и, увидев Эржбету, пал на колени, пополз к ее ногам, желая прикоснуться.

Эржбета позволила.

– Помилуй! – завыл Ладислав, протягивая раскоряченные, переломанные пальцы. – Помилуй!

И куда подевалась прежняя его страстность? И ярость в глазах иссякла. И серое лицо стало уродливым, а перебитый нос сочился слизью и кровью.

– Люблю! Только тебя люблю!

Он принялся целовать каменные плиты, и Фицке, выругавшись, сплюнул, попал прямо на темечко Ладиславу, а тот и не заметил. До чего же мерзостен он. До чего же слаб.

– А как же она?

Задрожал. Поднял собачьи больные глаза и, облизав губы, заныл:

– Помилуй.

– Приведите его в порядок, – велела Эржбета. – И отведите их вниз.

Умная Йо Илона расставила и зажгла черные свечи, Дорта раскатала ткань, чтоб убрать тело. Катрина приготовила иглы и щипцы, протерла уксусной эссенцией железную деву, а шипы убирать не стала. И Ладислав, кинув взгляд, затрясся пуще прежнего, повис на цепи, впившись пальцами в звенья.

Анна, опоенная зельем, лежала на полу. Распущенные волосы прикрывали наготу тела, но не скрывали нанесенных на кожу узоров.

Увидев ее, Ладислав завыл, и Фицке пришлось вразумить безумца парой пощечин. Карлик подтянул пленника к Эржбете и толкнул так, что несчастный пролетел едва ли не через весь зал.

– Ты говорил, что любишь меня больше жизни, – сказала Эржбета, глядя на существо, некогда бывшее человеком. Сколь мало, оказывается, надо, чтобы потерять этот облик. – И я не просила отдать мне жизнь, я просила лишь довериться. А ты не сумел.

Он начал раскачиваться и биться головой о пол.

– Ты умоляешь о прощении, и я готова простить. Но кого? Тебя? Или вот ее? Она уж точно невинна…

– Нет! – взвизгнул Ладислав, вскакивая. – Она… она меня околдовала! Она боялась тебя, моя госпожа! Она хотела сбежать! И ради этого завлекла меня своим телом и…

С каждым его словом Эржбете становилось все отвратнее. Быть может, она и не живая настолько, чтобы считаться человеком, но зато и не столь подла, как люди.

– Ты пришел сюда ни с чем. Ты уйдешь отсюда ни с чем.

– Уйду? – он онемел, не смея поверить своему счастью.

– Уйдешь, – подтвердила Эржбета. – Только клятву сдержишь. Помнишь, ты был весьма настойчив, добиваясь моего расположения? Ты обещал, что иные женщины умрут для тебя. Так оно и будет.

Не понимал. Слышал лишь одно: его отпускают.

– Фицке, – позвала Эржбета. – Оскопи его.

Вой Ладислава был приятен слуху. А у спавшей Анны веки не дрогнули. Бедняжка. Она и не узнала, сколь лживы мужчины. И боли она не почувствовала. Железные зубья вошли в податливое тело, отворив кровяные жилы. На сей раз Эржбета не читала заклинания, а просто смотрела, как расползаются по полу кровяные реки.

Чужая смерть принесла долгожданный покой. Этот рецепт следовало попробовать еще раз.

Каменная дверь приближалась.

Ольга появилась под вечер, она вошла крадучись. Повела головой, втянула воздух раздутыми ноздрями и спросила:

– С вами все хорошо?

– Все, – ответил Адам, хотя было не очень хорошо. Руки чесались, нос свербел. А еще тело, не желая прислушиваться к доводам разума, нервно реагировало на присутствие этой женщины.

– Вы можете быть свободны. Спасибо, – Адам понадеялся, что она воспользуется возможностью, но Ольга и не подумала уйти. Наоборот, она сделала шаг навстречу. И второй. И третий. Она оказалась так близко, что в нос ударили запах духов и кисловатого пота.

– Тебе больно?

Она коснулась ссадины на лбу. Эта женщина слишком близко, чтобы Адам чувствовал себя в безопасности. Он видит пудру на ее коже. Видит помаду – жирная пленка с трещинами. Видит неровную линию карандаша под нижними веками. Адам не желает смотреть.

– Мне не хотелось причинять тебе боль, – Ольга улыбается. На верхних зубах ее остались красные следы помады. – Но ты сам виноват.

– В чем? – говорить, когда она так близко, сложно.

– В том, что так себя со мной ведешь. Я стараюсь, а ты не замечаешь.

– Я считаю вас ценным работником, который…

– Тише, – Ольга прижала палец к губам Адама. – Много слов. Иногда слова – это лишнее. Лучше действовать, правда?

Адам кивнул. Если он будет соглашаться, то она уйдет. И будет тихо. Спокойно.

У нее руки пахнут больницей.

– А если так, то мы будем действовать. Завтра. Хочешь знать как?

Нет.

– Ты наденешь тот белый костюм, что висит в твоем шкафу. И рубашку цвета слоновой кости. Галстук пусть будет синим. Ты не против? Конечно, нет. Ты же не станешь меня огорчать. Если ты меня огорчишь, тебе снова сделают больно.