Кашмирский шиваизм. Наслаждение и Освобождение - Б. Н. Пандит

таких ценителей было немного и во времена Абхинавагупты:

Только черная пчела

так любит аромат цветка кетаки.

[Также] только те редкие люди, которых

изнутри ведет благодать Господа,

проявляют интерес к абсолютно

недвойственному поклонению Бхайраве,

совершенно единому, включающему в себя все.

(Тантралока, IV.276).

Лаллешвари вторит великому мастеру Кашмирского Шиваизма: 74

Я устала от непрерывного поиска себя

Думая, что никто не может

отведать этого тайного знания,

Я, в конце концов, погрузилась в него

И была допущена к Божественному бару,

Где бокалы полны до краев,

Но никто не осмеливается пить из них.

***

Тот, кто понял,

что Чидананда — это свет абсолютного знания, —

Свободные, реализованные души:

Безграничные, бесконечные.

Но сотни сотен раз закручивает

Круговорот жизни и смерти

Пребывающих в неведении.

В. Дмитриева 2010

Сахиб Каул

Вспышка Самореализации

Б. Н. Пандит

На севере Индии монистический шиваизм развивался в двух школах: в школе Трайямбака, процветавшей в Кашмире (Медхапитхе) и ныне известной как Кашмирский Шиваизм, и в школе Ардха Трайямбака в Кангре (штат Химачал Прадеш), в местности под названием Джаландхарапитха. Среди последователей шиваизма преобладали многие системы садханы, такие как Вама, Дакшина, Каула, Мата, Трика, и.т.д. Система садханы Трика была особенно широко распространена среди шиваитов Кашмира. Абхинавагупта, величайший из авторов Трики, получил знание высшей формы практики Каулы от самого почитаемого из своих наставников — Шри Шамбхунатха, верховного учителя школы Ардха Трайямбака. С тех пор Каула стала довольно популярной в Кашмире среди практикующих Трику.

Сахиб Каул, он же Ананданатха, великий шиваитский философ и опытный практикующий Каулы, жил в Кашмире во времена правления Шахджахана и Аурангазеба. Прирожденный сиддха (реализованный йогин), он получил внезапную спонтанную вспышку непосредственной реализации абсолютной божественности в возрасте восьми лет. Это внезапное переживание собственной божественной природы сразу же пробудило в нем прекрасного поэта и, передавая свой опыт восхитительными стихами на санскрите, он произнес следующие строфы:

«Я, Сахиб Каул, или Сахибрам, есть исполненный

благодати Шамбху (Господь Шива),

Начертавший образ всей Вселенной на холсте своего Я

И удивительно украсивший этот образ разнообразными

оттеками и своим благоговейным вниманием;

Я также тот, кто исполняет завершающий

Тандава-танец, поглощая эту Вселенную».

Вспоминая свое прежнее состояние души, обитающей в смертном теле, он произнес вторую строфу:

«Что такое тело и где оно, и кто им владеет?

Тело — тоже, по сути, Сам Господь.

Душа, плененная телом, на самом деле, свободна,

потому что нет никакого тела, а есть лишь Господь.

А я, я сам есть Шамбху, Вишну, Сурья, Ганеша, Брахма,

Шакти и даже всемогущий Бог.

А посему все поклоны и почитание предназначены мне».

Наблюдая за своей психофизической системой, он говорит:

«Я не знаю и не желаю ничего, отличного от меня;

и не кажусь себе объектом каких-либо чувств,

которые сами по себе являются объектами.

Но своей собственной волей я знаю и создаю свое Я,

я знаю и делаю все, что отлично от меня, как свое Я.

Поклоны мне — самой сути всего сущего».

Провозглашая всепронизывающее абсолютное сознание как свою истинную природу, он произносит четвертую строфу:

«Я (как трансцендентальная реальность)

нахожусь за пределами даже того чистого сознания

четвертого состояния (турьи),

непрерывно сияющего в трех состояниях бодрствования,

сна, и сна без сновидений.

Поклоны мне, кто есть все и чьим блеском сияет все».

Сахиб Каул, маленький восьмилетний мальчик, еще не прошел закаливающей практики хатха-йоги, и его нервная система не была достаточно крепка, чтобы воспринять и выдержать всю массу нахлынувшей духовной силы во внезапной вспышке самореализации. Он почувствовал, что его физическое тело не выдерживает огромной нагрузки и слабеет. Предчувствие так-называемой смерти вызвало следующие строки:

«Смерть является смертью для тех,

кто ей подвергается.

Но для реализовавших ее суть это не так,

потому что такие люди, в сущности,

никогда не рождаются.

Чтодоменя, то я, превосходя (относительные понятия)

и смерти, и бессмертия,

неизменно сияю собственным светом.

Поклоны мне, поглощающему даже Бога смерти».

Вымолвив эти строки, философ-поэт потерял сознание, и, придя в себя спустя несколько часов, он сочинил еще пять стихов. Таким образом, созданный им гимн он назвал «Шива-Джива-Дашака» («Десять стихов о Шиве-Дживе»). Первые пять стихов появились в состоянии Шивы (Shivahood), а остальные пять — после возвращения в состояние дживы (Jiva-hood). Одиннадцатая строфа намекает на обстоятельства возникновения гимна, а последняя — завершает его.

Следующие стихи произнесены сразу после возвращения в сознание. Размышляя над феноменом смерти, он говорит:

«Путь познания в этом мире таков, что все, познаваемое

умом, известно, а не познаваемое — неизвестно.

Каким образом может смерть существовать для тех,

кто вовсе не чувствует реальности своего рождения?

Видана ли, слыхана ли смерть таких людей»?

Следующая строфа раскрывает ту же тему:

«Если, однако, теорию (относительно смерти)

представить так: „союз души и тела —

это рождение, а их разлука — это смерть";

тогда какую радость или печаль

 могут испытывать мудрые

по поводу прихода или ухода своих дорогих и близких?»

Чтобы опровергнуть многообразие и утвердить абсолютное единство, философ-поэт говорит:

«Я всегда был той абсолютной реальностью,

даже думая „Кто я?“.

Я есть и могу быть только Высшим.

Не помня никаких относительных понятий, таких как

„ты", „это", (ограниченное) „я", „он", „кто", и т. д.,

только Я остаюсь собой в самом себе (в единой сущности)».

Описывая видимое многообразие как проявление игривой воли монистического Я, он произносит девятый стих:

«Видимость (различия) „ты" и „я" проявляется мной.

Это (проявляющееся сейчас) единство в многообразии

также проявляется мной.

Пракаша (свет сознания) — это и чистая нирвикальпа,

и смешанная савикальпа,

и Я единственно сияю во всем многообразии».

В третьей строчке заключен еще один смысл. Появление предмета есть пракаша,