Дедушка русской авиации - Григорий Волчек

— Сорри, мой стойкий боец уже не справляется, придется вызывать на подмогу член-корреспондента из штаба! (Поясним, что речь идет о хранящемся в штабе сувенире, подаренном делегацией шахтерского Донбасса — огромном, толщиной с милицейский жезл, красном карандаше в виде отбойного молотка с золотой надписью «Горняк»).

В гарнизоне наступила «черная полоса» серьезных ЧП.

Началось все с самого настоящего международного скандала. Старший лейтенант Цымбалюк, летчик дежурной смены, вылетев на патрулирование F-15, опасно сблизился с ним над нейтральными водами Баренцева моря. Неизвестно, кто стал хулиганить первым (Цымбалюк клятвенно утверждал, что именно американский летчик начал закладывать провокационные виражи и подлетать так близко к краснозвездной машине, что можно было видеть, как этот подонок и идеологический враг приветственно-издевательски машет рукой), но в итоге Цымбалюк поддался эмоциям и пошел на таран противника. К счастью, в самый последний момент Цымбалюк все-таки включил голову и дернул ручку управления на себя. Старлея и американского агрессора спасла только удивительная маневренность «сушки». Самолет, чиркнув крылом по плоскости F-15, круто взмыл вверх, заложил крутейший вираж, несколько секунд пролетел вверх брюхом (Цымбалюк от страха забыл отжать ручку) и стал заваливаться набок. Доблестный летун с трудом выправил машину и благополучно вернулся на родной аэродром. Самолет получил минимальные повреждения — слегка помялось ребро правой плоскости (Полторацкий самолично заделывал эту вмятину — его бросили на подмогу слесарно-механической группе), а вот у американского истребителя напрочь снесло левое крыло, и он еле-еле, на предельно малой скорости, дотянул до запасного аэродрома авиабазы Киркенес.

В итоге Советское правительство получило жесткую ноту протеста от американского госдепартамента, а Цымбалюк — образцовую выволочку от Варфоломеева, беспрерывно матерившего старлея в течение получаса. Затем вспотевший и выдохшийся командир полка устало произнес: «Ракетами надо было его, падлу! Тебе зачем ракеты повесили, целых шесть штук?», и отпустил Цымбалюка восвояси. Оргвыводы последовали на удивление гуманные — старлея, не понизив в звании, перевели в авиационно-техническую службу в соседний авиаполк.

Буквально через пару дней заместитель командира полка по летной подготовке Егура решил посадить самолет, пренебрегая стандартной глиссадой, в фирменном стиле «сухой лист». Уже на самом подлете к полосе Егура не справился с управлением, и самолет вынесло со взлетно-посадочной полосы на кочки. Подпрыгнув несколько раз, Су-27 клюнул землю вислым носом и замер. У самолета заменили кок (носовой колпак), а Егуру убрали из полка с понижением.

После всех этих летных происшествий в гарнизоне стало пропадать оружие. Началось с малого — со штык-ножа. Первую пропажу (в гарнизонном карауле) обнаружили быстро. Приехавший на место Щербина, проявив фирменное чутье, быстро отыскал нож, завалившийся в щель между бортом караульной машины и натянутым брезентом.

Со вторым ножом было сложнее. Во время передачи наряда вновь заступивший дневальный Саитов повздорил со старым дневальным Гулямовым из-за уборки туалета. Пока страшина разруливал конфликт, пропал штык-нож дневального. Сначала пропажу искали в казарме — безрезультатно. Потом сообщили комэску, затем Варфоломееву, организовавщему общеполковые поиски. Вся эта свистопляска Полторацкому быстро надоела, и он, устроив «очную ставку» виновников пропажи, дубасил их до тех пор, пока Гулямов не выдержал, и, брызгая кровью из разбитых губ, признался, что это он взял нож.

— Зачем?

— Чтобы Саитову попало.

— И где ж ты спрятал ножик, падла?

— В спортгородке закопал, под турником.

Гоша отвесил еще несколько штрафных плюх зачинщику скандала и позвал Жужгова.

— Серега, кажется, в спортгородке еще пропажу не искали. Поищи там под турником — может, и найдется.

Недоумевая, Жужгов пошел к турнику, распинал под ним снег, потыкал землю саперной лопаткой, и наткнулся на искомый штык-нож. Назавтра Варфоломеев перед строем объявил Жужгову благодарность и предоставил краткосрочный десятидневный отпуск на родину (поясним альтруизм Полторацкого: слава кладоискателя ему была не нужна, да и в отпуск его бы все равно никто не отпустил). Счастливый Жужгов уехал домой, а в гарнизоне опять пропало оружие — на этот раз пистолет, табельное оружие летчика дежурной смены.

Похитителя вычислили быстро — это был карась из эскадрильи, некий Кизимов. Из города приехали сыщики, перетряхнули личные вещи Кизимова и обнаружили последнее по дате отправления письмо подружки солдата, содержащее, в частности, такую фразу: «Меня достал Володька со своими приставаниями, и я ему дала, прости». У оперативников тут же возникла рабочая версия: «солдат взял пистолет для того, чтобы застрелиться от горя». Соответственно, была дана команда: искать в окрестностях поселка труп. Весь гарнизон с прибывшими на подмогу частями Внутренних войск трое суток прочесывал близлежащие сопки, но труп найден не был. Тогда организовали рейдовые поисковые группы, придав им вертолет Ми-8. Группы дошли до Колы, но опять-таки ничего не нашли. Затем было решено провести сквозной контроль всех праздношатающихся солдат Заполярья. Выявили трех дезертиров и более двухсот незаконно отлучившихся из своих частей, но Кизимова не оказалось и среди них. Тогда поиски перенесли на родину Кизимова — Смоленщину, и места обитания его близких родственников и знакомых. При углубленном знакомстве с биографией Кизимова выяснилось, что перед самым призывом в армию он проходил свидетелем по делу о разбое. Поиски стали еще более интенсивными — уже почти никто не сомневался, что пистолет понадобился Кизимову отнюдь не для суицида. В итоге нашли бойца аж в Волгоградской области, где он со своими двоюродными братьями готовился ко взятию сберкассы.

Следующий случай произошел встык с исчезновением Кизимова. В озере, где летом регулярно купался Полторацкий, утопился солдат из строительной роты по фамилии Дахно. Он отслужил полтора года, но дедовскими привилегиями не обладал, поскольку был последним ротным чуханом, да еще и «опущенным». Дахно носил грязную форму, ходил бочком, затравленно озираясь, ел в столовой после всех из собственной посуды, спал в казарме под койкой, регулярно получая пинки и плевки от блатарей. Утопился Дахно ночью — вышел на середину замерзшего озера, подпрыгнул, проломил еще неокрепший лед и ушел под воду в образовавшейся полынье. Нашли тело только потому, что по пути к озеру Дахно издали засек гарнизонный караул. Когда рассвело, сослуживцы утопленника кирками отбили лед вокруг почти затянувшейся полыньи и вытащили закоченевший труп. Тело Дахно скрючилось в причудливой позе, напоминавшей гигантского краба с раскинутыми во все стороны конечностями. По пути в санчасть неудобный труп упал с узких носилок, а потом еле поместился на прозекторский стол. Подполковника Бондарева, присутствовавшего при осмотре тела, стошнило.

На праздник 7 ноября Полторацкий принес в казарму ящик конфет и печенья, позаимствованных у Касымова в хлеборезке. Устроив раздачу подарков, Игорь неожиданно нарвался на комплимент замполита: