Северные сказки. Книга 1 - Николай Евгеньевич Ончуков

сидели Ермошки, сини ножки, и говорят: «На море, на Кияне, на острове на Буяне, жил бык печёной, в жопы чеснок толчёной. Были тут две избушки, пецька от печки муравленыя, а потолки чорных соболей; жили тут двенадцеть молодцов. "Ставайте, рибята, гудки накладывайте". Стали гудки выговаривать: "Богатой мужик живёт, пиво варит, нас всех молодцов напоит со товарищами, за то дас ему Бог на поли кромина, на столе едина, в квашне спорина. А нужненькёй, бедненькёй приупалса лежит, а из гузна кроха полтора колпака; на это свиньюшка позавидовала, выходила на широкую уличу, просила у Господа Бога золотого крыльиця: "Залететь бы мне ко Фатёнушку на поветь и съись бы мне кроху полтора колпака, поменула бы я за этой крохой всех своих родителей, дедушку Фирса, да бабушку Спириндейкю, за речкой да в кусте и мать их в гузно, сельских бояр, монастырских кресьян, трёх Матрён, да Луку с Петром».

54

Скороговорка

Алексей Фомин, сын вдовин, по морю ходил, катары кроил, тем свою буйну голову кормил; из нерпецей катарки, кроил две лямки, а из заецей катары, целые ремни. Бежал по морю тихонькё, увидел ошкуя Офонька, ко льдины пристали, обедать варить стали; Алексей Фомин пошол по льдины и нашол облемая; тому стал рад, оттыкал штаны и сел страть; в карбасе говорят: «Олексей, хотя ты и рад, облемай у тебя дыроват». — «Молчите рибята, небольшия эти дырки, отдам, зашьют и иньки». И принёс облемая на карбас, и весь свой кроёж перемерял и перешевелил, родилось кроежу на целую вожжу; Амглё самоедин, хотя и на носу, а я не мене его унесу; Исак, хотя и крут, в одной нашести тут, а Гришка да Микишка худы самоедишка, а боле некому и брать. Повезу я кроёж в шар. Сделалса кроёж и в шару не хорош, хозяин его не купит и работнику не дас. Шол Паша Громован и этот кроёж торговал, за каждую сажень по грошу давал, потому грош, што кроёж не хорош, от кожных от разных от зверей, от маток и от корчик, четыре сажени в чик.

15. Никитина Анна Семеновна

Живет в Сумском посаде, на берегу Онежского залива, Белого моря. 42 лет, грамотная, училась в местной школе, но не кончила курса. Рассказала мне три сказки, знает и песни. Семья ей мужа небогата; он, как и все поморы, на все лето, с ранней весны уезжает на Мурманский берег на ловлю трески.

55

Медведь и три сестры

У старика было три дочери. Запоежжал старик в лес, старша дочь сказала: «Батюшко, привези мне-ка прелицу пресь». Отец высек и оставил на пню. Приехал домой, дочь и спрашиват: «Привёз ли мне?» — «Нет, дочка, на пню оставил». Дочь говорит: «Я сама пойду, принесу». Пошла в лес, медведь схватил ее и унёс. На второй раз запоежжал старик, втора дочка скажет: «Паличу привези». Опять старик высек и забыл. Дочка опять пошла, медведь и ей утащил. Опять запоежжал старик, третья дочь скажет: «Мне, батюшко, пялы привези». Отец высек и забыл. Девушка сама пошла, медведь и ей утащил.

И живут три сестры у медведя, и надо как-небудь вытти — Не знают, как вытти. Старша сестра придумала посадить меныпу сестру в мешок, отправить к отчу. И говорит медведю: «Мишинька, свези-ко батюшку гостинеч, я перог испеку. Смотри не съешь перога». Потащил медведь в кисы, устал и ись захотел. «Сесь, скажет, съись перог жениного пострепенья, тёщиного подаренья». А девка из кисы и закричала:

— Такой, сякой!

Не садись на клочек,

Не ешь перожка,

Неси к батюшку,

Да неси к матушки.

Медведь закричал: «У, сука, бледь! Высоко сидит, далёко гледит». Не съел перога. Пришол к тестю, к дому, к воротам бросил, сам ушол. Старик кису розвезал, увидел дочь, обрадовалса.

Живут сестры, думают: как бы хоть среднюю домой снёс медведь. Старша опять говорит: «Мишинька, снеси-ко батюшку пирожок, гостинеч». Опять посадила сестру в кису, медведь потащыл. Нёс, нёс, устал, говорит:

— Сесь было на клочёк,

Съесь было пирожок '

Жениного пострепенья,

Тестиного подаренья.

Опять девка кричит:

— Такой, сякой!

Не садись на клочёк,

Не ешь пирожок,

Неси к батюшку,

Неси к матушки.

«Ох, сука-бледь! Высоко сидит, далёко гледит». Опять и потащил. Притащил, бросил, сам ушол. Старша дочь, жената и говорит, сколько-то времени прошло: «Мишинька, снеси к батюшку гостинец». Сама в мешок села, медведь и ей также к отчу унёс, так всех и переносил.

56

Вшивыя башмачки.

Жил-был чарь и чарица, у них была единственна дочь. Как-то раз стали у царевны в головы искать и вошь нашли. Положили эту вошь на овцу, вошь сделалась противо овцы; с овцы положили вошь на борана, вошь сделалась противо борана. Царь приказал эту вошь убить и шкуру подделать. Из этой шкуры сшили Настасьи-царевны вшивы башмачки и дали по всем государсвам знать: «Хто отгонёт, из какой кожи башмачки, за того замуж отдам». Приежжали отовсюль, хто скажот Козловы, хто нерпичьи, нехто не можот отгонуть. Узнал чорт про это дело и пришол, и объявил, что у Настасьи-царевны вшивы башмачки. Надо царю слово сдержать, за чорта замуж отдать. Затым назначили и свадьбу. Чарь начел горевать, как бы от чорта скрыть дочерь. Придумал ю в козла посадить и прочь увезти. Столы поставили, за стол посадили в ейной одежды клюку. Чорт едет на свадьбу, а козелок настречу, поежжана чорта и спрашивают:

— Козелок, козелок,

Ты сенчо-венчо везёшь,

Подбородочком тресёшь,

Дома ли Настасья-царевна?

Козелок отвечат:

— Дома, дома, дома,

Три печи пекёт,

Три ширинки шьёт,

Вас, гостей, давно домой ждёт.

И друга лошадь ехала — спрашивали, и третья, и сам чорт спрашивал:

— Козелок, козелок,

Ты сенчо-венчо везешь... и пр.

Козелок всё одно отвечал:

— Дома, дома, дома... и пр.

Все проехали, козелок колько мог, столько вперёд и помчалса.

Чорт приехал к царскому двору. «Што ты, Настасья-царевна, меня не стрецяешь, не кланеися?» И в горницу зашол. Видит стоит Настасья-царевна