Ярость дьявола - Али Вали

– Но только помните, что она знает вас в лицо, – вклинился голос Шелби.

– Не волнуйтесь. Мы сегодня в закосе под туристов. Она нас не узнает. – Они пересекли прилегающий к храму зеленый скверик, где всегда было полно художников, уличных музыкантов, танцоров и туристов.

К удивлению агентов, Кейн прошла вглубь собора к одной из исповедален. Они знали, что Кэйси католики, но и предположить не могли, что воцерковленные. У той двери, за которой скрылась Кейн, зажглась лампочка, означавшая, что следующему придется подождать, а Кейн уже стояла на коленях в ожидании пастора.

– Хотел бы ты послушать, о чем они там говорят? – спросил Лайонел.

– В суде ничто из этого силы не имеет, но чисто ради развлечения… Да, конечно. Хотя я и не знаю, что в результате получилось бы, – Джо безнадежно махнул рукой. – Мы так долго за ней гоняемся, что мне начинает казаться, будто я уже знаю о ней все, что можно. Но сегодня что-то явно не так, а вот что именно? Выйти из дома, одной… Редко она это делала, хотя, казалось бы, ничего странного. Ранение, потом вот это, ей теперь только бы пропасть с радаров. – Джо вытянул руку, загибая пальцы.

Монашенка, стоявшая неподалеку от них, приложила палец к губам и сверкнула глазами. Потом улыбнулась, чтобы сгладить немое замечание.

А внутри исповедальни тем временем деревянная шторка уползла в паз в стене. В памяти Кейн ожило множество эпизодов прошлого, едва она увидела лицо мужчины по ту сторону резной решеточки. Падре Эндрю Гудман и отец Кейн учились в одной группе в колледже, и, несмотря на то, что их жизненные пути разошлись кардинальным образом, Эндрю остался надежным другом. Многие годы он подтрунивал над Далтоном, мол, тому нужен был приятель с такими высокими связями, чтобы помочь выбраться из разных проблем. Похоронив Далтона, его жену и двоих детей, Эндрю перестал шутить, теперь он молился за Кейн и ее семью.

– Остались еще благословения для проклятых, падре?

Эндрю улыбнулся и наклонился ближе к решеточке.

– Бог никогда не проклинает, дитя мое. Он любит тебя, невзирая на то, что, как тебе кажется, ты сотворила много зла, – он поднес ладонь к решеточке. – Я рад, что все еще имею на тебя какое-то влияние. И благодарю, что приняла мое приглашение.

– Я подумала, как это было бы здорово, уйти из штормящих вод хоть ненадолго. А ты всегда давал мне приют, как тихая гавань, – Кейн тоже поднесла руку, с наслаждением ощущая тепло ладони святого отца.

– Совсем испортился прогноз погоды?

– Враг прибывает к моим берегам и приносит шторма.

– Ты пришла рано, мне еще предстоит несколько исповедей. Могу я попросить тебя об одолжении? Твоя мама оценила бы.

– Хорошо, конечно, – Кейн была в изумлении, но не показывала этого.

– Когда выйдешь, прочти пять раз «Богородице-дево, радуйся» и пять раз «Отче Наш», за меня. А если у тебя есть свободное время, я с удовольствием попил бы с тобой утреннего чаю.

– Я все, что угодно, сделаю, лишь бы мама там, наверху, улыбнулась, глядя на меня, – пошутила Кейн. – Конечно, если вдруг услышишь страшный грохот в ближайшие пару минут, не пугайся, это меня громом, наконец, разразило.

Молитвы читались легко, Кейн помнила каждое слово с тех пор, как еще совсем ребенком слышала их от матери. Та, как любая добрая католичка, хотела, чтобы, когда дети начнут говорить, они обратились к Богу. Кейн нечасто возвращалась к этим мыслям, но признавала себя верующей. Какая-то часть ее души хотела надеяться, что существуют и рай, и ад, даже если однажды ей предстояло там оказаться в ближайшем соседстве с теми, кто будет страдать за боль, причиненную ее близким.

Джо и Лайонел были в шоке, увидев, как Кейн склонилась перед алтарем, сложив руки. Они с удивлением наблюдали за движениями ее губ, узнавая слова молитвы. Поведение Кейн оказалось для агентов чем-то новым, интересным и едва ли постижимым.

Эмма смотрела на мужчину с тележкой, наполненной различными предметами искусства. Ситуация казалась совершенно абсурдной, Эмма даже не обращала внимания на происходящее вокруг. А почему я должна переживать об этом, когда есть тот, кому следует делать это за меня? Она оглянулась на верного Лу. Машина с оборудованием для наблюдения, на которую Кейн ей указала, была еще рядом, поэтому Эмма держала свои комментарии при себе.

Хуан Луи и трое его людей выбежали из ближайшего магазина и обступили машину раньше, чем Лу успел выхватить пистолет.

– Доброе утро, Эмма, – ухмыляясь, проговорил Хуан. На нем был темный костюм и белая рубашка с темно-красным галстуком. Он походил, скорее, на президента банка, чем на торговца наркотиками. – Не желаешь выпить со мной чашечку кофе?

– А я думала, что вчера отчетливо дала понять, что не желаю с вами общаться. И, кстати, меня зовут госпожа Кэйси. Неужели так сложно запомнить? Или у вас с английским проблемы?

– Дай-ка я объясню тебе то, во что твой горилла, полагаю, уже врубился. Я спросил просто из вежливости, и, вообще-то, отказ не принимается. А что касается «госпожа Кэйси», мы оба знаем, что титул этот чистая фикция, так что я буду называть тебя, как мне захочется.

Эмма взглянула в зеркало. У Лу на лице было написано, что он готов ее убить за то, что она продолжает издеваться над Хуаном.

– И что же, господин Луи, в вашей стране женщинам нравится такое обращение? – не сбавила сарказма Эмма.

– Да любая женщина в моей стране умерла бы за возможность оказаться сейчас на твоем месте. А ты первая женщина, расположения которой мне хочется добиться, – он нахально улыбнулся, выпятив подбородок и сложив руки на груди. – Ты просто не можешь ответить «нет».

Эмма с видом женщины, которой все на свете надоело, рассмеялась. Она помнила, как преподаватель с курса испанского в колледже объяснял, что для латиноса было бы огромным оскорблением, если бы дама, которую он добивается, стала бы насмехаться над его ухаживаниями.

– Почему же я не могу ответить «нет»? – повторила она, заходясь хохотом. – Да легко! Я не из тех женщин, которые хотели бы оказаться на таком месте. Если вдруг я вчера не достаточно ясно выразилась, то повторюсь. Я принадлежу Кейн. И я с ней не только потому, что люблю ее и у нас общие дети, но еще и потому, что я лесби. И, если бы много лет назад я не влюбилась в Кейн, в моей постели была бы другая женщина, так что спасибо за приглашение.

– Ты еще поймешь, что, на самом деле, тебе просто не хватало…

– О, нет-нет-нет, только не заканчивай эту фразу словами «хорошего мужика».

Эмма мгновенно помрачнела, и проговорила упавшим голосом:

– Едем, Лу. Даже, несмотря на то, что господин Луи не из Штатов, я уверена, он знает, что бывает, если начать стрельбу на оживленном перекрестке. Ох, как довольны будут власти Нового Орлеана, что им подвернется такое дело с массой свидетелей: не успели завести, уже можно закрывать!