Под псевдонимом Серж - Владимир Васильевич Каржавин

в ожидании. На Балезине была такая же куртка, правда, другого цвета, но тоже с капюшоном. Капюшон был условным знаком. Накинутый на голову капюшон означал: контакт невозможен, опасно! Вторым условием встречи был пароль. Балезин, выйдя на улицу, заговорил первым:

– Как здоровье брата?

– Спасибо, поправляется.

Пароль был выбран неслучайно. Для подстраховки у младшего Эриксена лежала в кармане телеграмма от брата, в которой говорилось, что тот заболел и просит приехать к нему, чтобы забрать и отвезти для матери лекарства.

Уго очень походил на Ханса: тоже типичный скандинав, потомок викингов. Но отличия были. Он был моложе лет на десять, выше ростом и глаза… настороженные, мигом оценивающие всё вокруг – глаза человека, привыкшего к опасности.

– Мне брат говорил про вас. И всё-таки чем докажете, что вы из России?

Вокруг никого не было. Балезин достал свой дипломатический паспорт:

– Похож?

Норвежец утвердительно кивнул. Они прошли в небольшой затемнённый зал кинохроники и расположились в дальнем углу на последнем ряду. Балезин не торопился начинать разговор, так как Уго Эриксен был весь под впечатлением того, что происходило на экране. Когда показали наступающие советские танки, норвежец попытался от радости вскочить, увидев колонну замёрзших на морозе пленных немцев, едва не захлопал в ладоши. От дальнейших эмоций Алексей осторожно сумел его удержать – привлекать внимание хоть и в полутёмном зале было крайне нежелательно.

Когда кинохронику стали показывать по второму разу, можно было начинать разговор. О себе лично Уго Эриксен почти ничего не сказал, а кто такой его собеседник, знал от брата. Поэтому перешли сразу к делу. О тяжёлой воде норвежец не имел никакого понятия, но обнадёживающим было другое: один из его друзей, некто Макс Борген, работал инженером. К гитлеровцам он был настроен отрицательно, а следовательно, мог дать нужную информацию. По электростанции и заводу Уго сообщил, что производство расширяют – появилось новое современное оборудование, за работу которого он, как механик, ответственности не несёт. Его обслуживает персонал, прибывший из Германии. На вопрос о руководстве завода и электростанции Уго ответил, что и там теперь хозяйничают немцы – после прихода они заменили всю администрацию.

Время показа кинохроники заканчивалось, пора было прощаться.

– Вас не смущает, что я могу уйти в горы в ряды Сопротивления? – вдруг спросил Уго.

Балезин понимал, что такой возможности нельзя было исключать:

– Что ж, пожелаю вам успеха и буду надеяться, что наши контакты не прервутся.

От этих слов, как показалось Алексею, Уго Эриксен слегка повеселел. Он крепко пожал норвежцу руку, попросил посидеть ещё минут десять и перед тем как удалиться, протянул небольшой свёрток.

– Что это? – спросил тот.

– Деньги.

Уго решительно отказался принять деньги, говоря, что он согласился сотрудничать по идейным соображениям. Балезин это предвидел.

– Это деньги не только для вас. Они и вашей матери пригодятся. Я знаю, что ей требуется операция, а она стоит немалых денег.

Сыновьи чувства превысили. Уго осторожно взял свёрток и сунул за пазуху.

– Спасибо.

Они разговаривали на немецком, но слово благодарности норвежец тихо произнёс по-русски.

* * *

Город Рьюкен располагался в узкой долине между озёрами Мёсватн и Тиннсё, у подножия горы Гаустатоппен. Своё название он получил от расположенного вблизи водопада Рьюканфоссен, что означало «Дымящийся водопад». Город, а точнее городок, был основан между 1905 и 1916 годами, когда компания «Норск-Хайдро» приступила здесь к производству селитры, используемой в качестве удобрения. Рьюкен был выбран для этой цели потому, что 104-метровый водопад мог легко вырабатывать большое количество электроэнергии. В 1934 году «Норск-Хайдро» пустила в эксплуатацию крупнейшую в мире гидроэлектростанцию Веморк, а вместе с ней и создала водородное производство. Побочным продуктом производства была тяжёлая вода, получаемая в процессе электролиза.

Сначала производство росло медленно, и к началу войны, то есть к сентябрю 1939 года, было получено очень небольшое количество тяжелой воды. «Норск-Хайдро» продавала её в различные европейские лаборатории для научных экспериментов, в том числе в Германию. Казалось, немцы не проявляли к ней особого интереса. Но вскоре всё резко изменилось.

В начале марта 1940 года французский физик с мировым именем Жолио-Кюри при встрече с министром вооружений Франции Раулем Дотри, сказал, что, по его подсчётам, существующий в Норвегии запас тяжёлой воды дал бы ему возможность завершить работы по созданию первого в мире ядерного оружия. Дотри всё понял и спешно нашёл человека, способного организовать транспортировку тяжёлой воды из Норвегии. Это был лейтенант Жак Аллье, член правления одного из банков Франции, офицер-резервист. Он также являлся внештатным сотрудником Второго Бюро – военной разведки Франции. Следовательно, он мог знать о намерениях немцев, занимавшихся ядерными исследованиями. Кандидатура Аллье подходила ещё и потому, что его банк имел связи с фирмой «Норск-Хайдро».

Аллье тайно покинул Париж и в сопровождении ещё трёх сотрудников разведки прибыл в Осло. К тому времени большинству здравомыслящих европейцев стало ясно о захватнических планах Гитлера. Норвегия не была ещё оккупирована, а поэтому Аллье и генеральный директор «Норск-Хайдро» Ауберт быстро нашли общий язык и заключили соглашение о покупке 185 килограммов тяжёлой воды. Кроме того, Франции предоставлялось предпочтительное право на всю тяжёлую воду, которая будет в дальнейшем произведена на заводе в Рьюкене.

Всё это не могло пройти мимо германской разведки. И немцы зашевелились, полностью изменив своё отношение к ядерным исследованиям. Представитель концерна «ИГ Фарбен» сообщил лично Ауберту, что его фирма готова дать «Норск-Хайдро» весьма важный заказ на производство тяжёлой воды. Но норвежцы ответили отказом.

Вывоз тяжёлой воды представлял весьма непростую задачу. В Европе шла война, и лететь на самолёте на континент, да ещё с таким ценным грузом, было опасно. Но был второй вариант – лететь в Англию. И этот вариант был ещё опаснее, так как между Англией и Германией шла воздушная война. Аллье рассуждал здраво: немцы будут ожидать перелёта именно на континент, и выбрал второй вариант. Зафрахтованный им самолёт с грузом, представляющим множество специальных канистр с тяжёлой водой, проследовал на большой высоте до британского побережья и благополучно приземлился в Шотландии. Затем в купе вагона груз был доставлен в Лондон в помещение французской военной миссии, а затем ночью на рыбацком траулере достиг побережья Франции. Англичане об этом ничего не знали.

Но время вносило свои коррективы. Гитлер захватывал одну страну за другой. И с началом оккупации Франции тяжёлая вода вернулась на Туманный Альбион. Теперь уже британцы были в курсе событий, а тяжёлая вода после долгих путешествий надёжно обосновалась в Кавендишской лаборатории в Кембридже.

Подверглась оккупации и Норвегия. Поэтому немцы с мая 1940 года