Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна - Сэмюэл Дилэни

Грузовик загромыхал во двор, а Джо заорал со своей скалы:

– Харона! Погодь, не закрывай!

Она подняла лысую голову, нахмурила морщинистое лицо:

– Это кто таков там?

ТРИпес гавкнул.

– А ну, посторони! – Джо отцепился от камня и перекувырнулся в воздухе. Вместе с Чертышом колесом скатился по склону и, раскинув руки, возник перед ней, легко приземлившись на ноги, обтянутые волшебными сапогами.

– Хорош! – засмеялась она и сунула руки в большой карман на животе. Ее серебристый обтягивающий комбинезон лоснился от дождя. – Хорош и ловок отменно. Где гулять изволил? Уж скоро месяц, как глаз не кажешь.

– В дозоре был. В Новом Цикле. – Джо широко улыбнулся. – Вот, видишь? Подарок твой.

– Вижу и рада, что пришлись впору. Теперь войди, дитя, и дай мне закрыть ворота.

Джо поднырнул под опускающиеся прутья и вместе с Хароной зашагал по мокрой дороге.

– Харона, Звезда Империи – это тчо? И где? И как мне туда?..

Не сговариваясь, они свернули с дороги и двинулись по грубой земле низины, залегавшей под металлическим языком Бруклинского моста.

– Это великая звезда, дитя. Твои земные пращуры прозвали ее Возничий. Отсюда она лежит в семидесяти двух градусах относительно центра галактики. Гиперстатическое расстояние до нее – пятьдесят пять и девять десятых. Достижимо, но старая максима гласит: близок локоть, да не укусишь.

– Почему?

Харона рассмеялась. ТРИпес забежал вперед и гавкнул на Чертыша, который выгнул спину и начал было задираться на чертячьем, но передумал и с достоинством удалился.

– Конечно, здесь можно попроситься пассажиром на транспортный корабль, и дальше в том же роде, но тебе это, увы, недоступно.

Комета нахмурился:

– Это с чего? – Он снес когтями голову какому-то сорняку. – Да я захочу – счас прямо улечу!

Харона приподняла складку голой кожи на месте бровей:

– Да ты и вправду с планеты вон собрался!.. За четыреста лет впервые слышу здесь такие речи. Вернись к дяде, Джо Комета, и примирись с обитателями Родной пещеры.

– Вот жуп! – Джо поддал ногой камушек. – Почему нельзя, раз я хочу?

– Симплекс, комплекс и мультиплекс… – начала Харона, и я пробудился в своей сумке. Похоже, надежда еще была. Если она ему объяснит, это облегчит путь.

– Ты, Джо, живешь в симплексном обществе. Межзвездные странствия ему ни на что не надобны. Кроме водителей с плиазилом да смышленых юнцов вроде тебя, никто из ваших никогда не бывал здесь, за этими воротами. А минет год, и ты запропадешь и все это позабудешь. Разве что не так суров будешь к новым мальчишкам, что повадятся бегать к воротам и притаскивать в пещеры волшебные безделушки с дальних звезд. Кто желает странствовать меж миров, Джо, тот должен знаться с существами хотя бы комплексными, а лучше – мультиплексными. А ты и ступить как надо не сможешь на звездном корабле. Получаса не пройдет, как повернешь к дому и бросишь навсегда свою затею. Это благо, что ум у тебя симплексный: ты живешь на Джинрисе и не знаешь бед. И хоть ты бываешь здесь, тебе не страшно «разлагающее влияние», даже если бы ты ходил в транспортную зону или видел иногда вещи звездного происхождения. Вот как эти сапоги и перчатки, что я тебе подарила.

Похоже было, что Харона с этой темой закончила. Я огорчился: объяснение было никудышное, а Джо, как я теперь видел, намеревался лететь.

Но тут он сунул руку в поясную сумку, отпихнул окарину, взял меня и на раскрытой ладони показал Хароне:

– Видала такое?

Над остриями Кометиной лапы, над лицами, нависшими сверху и темными в сумерках, по лиловому черным прочертился Бруклинский мост. Лежа на ладони, я спинной гранью чувствовал исходящее от нее тепло. Прохладная капелька упала на мои лицевые грани, и лица надо мной расплылись.

– Неужто?.. Нет, быть не может… Где ты обрел его, дитя?

Джо пожал плечами:

– Так, нашел. Тчо это?

– Семью солнцами готова поклясться, что это кристаллизованный тритовианец.

Она была, конечно, права, и я понял, что Харона – бывалая звездная странница. Нас, тритовианцев, нечасто встретишь в кристаллической форме.

– Мне его надо… мне надо с ним к Звезде.

Харона о чем-то задумалась, затаившись за морщинистой маской лица. По обертонам я слышал, что мысли ее мультиплексны. В них мелькали видения космоса, звезд на черном фоне галактической ночи, странных ландшафтов, незнакомых даже мне. Четыреста лет, что она прослужила привратницей Транспортной зоны, притупили ее разум почти до симплексного состояния. Но вот ожили его мультиплексные грани.

– Что ж, Комета, попробую растолковать тебе азы. Ответь мне, что самое важное?

– Жуп, – выпалил он и осекся, увидев, что она хмурится. – То бишь плиазил. Это я случайно скверное слово сказал.

– Слова не задевают меня, Джо. Меня всегда забавляло, что твой народ придумал для плиазила «скверное» слово. Впрочем, мне бы следовало вспомнить «скверные» слова своего мира… У нас под запретом было слово «вода». Ее было очень мало, и в научной беседе мы осмеливались называть лишь ее химическую формулу. И то, конечно, не перед лицом учителя. А на Земле во времена наших пращуров непристойным считалось слово, означающее пищу, прошедшую через желудок и исторгнутую кишечником.

– Еда и вода – тчо тут скверного?

– А почему «жуп» – это скверна?

Джо оторопел, услыхав от Хароны такое слово, но потом вспомнил, с кем она имеет дело. Водители и грузчики ругаются как дышат и ни к чему уважения не имеют – так говорит дядя Клеменс.

– Не знаю, – ответил он.

– Это органический пластик. Он паразитирует на цветах мутантного штамма некой злаковой культуры. Эти цветы распускаются только в темных пещерах, от излучения, идущего из сердца Джинриса. Здесь он никому не нужен, разве как отвердитель для пластиковых смесей. И все же единственное назначение твоей планеты во Вселенском замысле – добыча этого самого пластика для всей остальной галактики. Ибо есть планеты, где он нужен. На Джинрисе каждый или добывает его, или обрабатывает, или перевозит. Вот и все. Где же тут скверна?

– Ну… вот лопнул мешок с ним – и всё на землю. Скверна не скверна, а… грязь, беспорядок.

– Если пролить воду или уронить еду, тоже будет грязно. Но по сути они чисты.

– Просто нельзя про такое – с приличными людьми. Так дядя Клем говорит.

Джо наконец нашел прибежище в давно затверженных правилах:

– И раз жуп – самое важное, значит о нем надо… С уважением надо, вот!

– Это ты сказал, а не я. Потому что ум у тебя симплексный. Если ты войдешь во вторые ворота и попросишься на корабль – капитаны народ славный, надо думать, не откажут, – ты попадешь в другой мир. Плиазил там идет по сорок кредитов за тонну и ценится много ниже латки, жракций, хлопсов и бойша. За них ты выручишь не меньше пятидесяти и можешь горланить о них сколько угодно, тебя сочтут лишь крикуном.