Считанные дни - Хуан Мадрид

Рафа заставил его подняться на ноги и грубо поволок в глубь свалки.

Один из полицейских тоже вышел из фургона и стал мочиться под колеса, другой, сидевший за водительским местом, выглянул в окно и крикнул:

— Эй, Рафа! Не валандайся с ним долго, сегодня суббота!

Рафа помахал рукой и что есть силы толкнул Ибрагима в спину.

— Давай, пошевеливайся. Вон туда. — Он показал на кучу мусора. — Пора с тобой кончать.

— Рафа, постойте. Подождите минуту. Нам нужно поговорить, это в общих интересах, а главное — в ваших. Подождите, Рафа!

— Что ты хочешь мне предложить? Процент от продажи наркотиков?

— Да, и это большие деньги, Рафа, огромные. Могу дать вам любую сумму, какую только пожелаете, причем с еженедельной выплатой. Миллион, два миллиона… Сколько хотите. Никто и знать не будет.

— Два миллиона в неделю? Получается восемь в месяц, девяносто шесть в год. А сколько имеешь с этого ты?

— Давайте обсудим, Рафа. У меня обширная и хорошо организованная сеть. Могу назвать вам кое-какие имена для поднятия вашего престижа в глазах начальства. Что вы на это скажете?

— Ты мне не ответил на вопрос! Каков твой годовой доход?

Ибрагим глубоко вздохнул. Воздух с хрипом прорывался внутрь.

— Поговорим серьезно, Рафа. Отстегните наручники, и поговорим. Ваша взяла, вы избили меня до полусмерти. Теперь мы квиты, и нет никаких препятствий к взаимовыгодному соглашению. Но прежде скажите, кто вам выдал мое настоящее имя. Кто сказал вам о моей службе в армии в качестве инструктора.

— Секрет. Давай двигай дальше. Я еще не обедал и спешу.

— Подождите. Сколько вы зарабатываете в месяц? Сто шестьдесят, сто восемьдесят? А я могу вам дать огромные деньги, огромные… Сколько хотите и сразу. А потом забудем, что мы были знакомы. Какое же будет ваше решение? Согласны?

Вместо ответа Рафа наградил его очередным сильным толчком. Ибрагим упал на коленки. Рафа стал охаживать его ногами.

— Встать! Поднимайся на ноги, скотина!

Увязая ногами в грязи, он доволок Ибрагима до мусорной кучи. Вдалеке лаяли собаки.

— Садись сюда!

Ибрагим послушно сел. Его рот превратился в сплошное кровавое месиво. Недоставало нескольких зубов. Рафа вытащил свой табельный револьвер.

Ибрагим взвыл:

— Подождите! Что вы собираетесь со мной делать? Не убивайте, не убивайте меня, умоляю! Вы сошли с ума! Ради Бога, не убивайте!

Рафа приставил револьвер к его виску.

— Знаешь, во что ты превратишься через минуту?

Ибрагим дрожал, не в состоянии произнести ни слова.

— Так я тебе с удовольствием объясню. Из преуспевающего наркоторговца ты превратишься в труп. Еще один смердящий труп. Никто о тебе не пожалеет, и от тебя останется только одно воспоминание: маленькая папка в полицейском участке. Тоненькая папка с делом, которое тут же закроют.

— Во имя Всемилостивейшего Господа, Рафа! Ради Бога! Умоляю!

— Я всажу тебе пулю прямо в рот… вот так. — Он раздвинул револьвером зубы и протолкнул его в рот. У Ибрагима сдавило горло в рвотном позыве, глаза вылезли из орбит. — Так расправляются со стукачами. А потом спокойно пойду домой ужинать с семьей, сегодня суббота. Эта заслуженная кара послужит наукой для других. Или ты забыл, как отнял у меня пистолет и жетон? Как избил меня прямо на Пласе, на глазах у твоих ухмылявшихся дружков? Уже забыл, да? А я вот не забыл… Надо мной до сих пор смеются, стоит мне пройти по кварталу. Разве не так? Разве не смеются? И ты тоже смеешься… Правда? А как же иначе, ведь ты отдубасил самого легавого — это дорогого стоит. Есть чем гордиться, не так ли, Ибрагим?

Ибрагим отрицательно мотал головой, стуча зубами о дуло револьвера, горло снова сдавило рвотным позывом. Рафа просунул пистолет еще глубже. Ибрагим плакал, не замечая слез, и давился ими.

Рафа вытащил пистолет. Ибрагим завизжал.

— Мама! Ради всего святого, не убивайте! Мамочка!

Рафа снял с него наручники и спрятал их в карман пиджака. Кожа на запястьях Ибрагима была содрана до кости.

Потом присел перед ним на корточки.

— Тебе страшно, правда? — тихо спросил он и тут же закричал: — Тебе страшно! Тебе страшно!

— Да, да. Мне страшно… мне страшно!

— Повтори еще раз. Скажи, что тебе страшно, что ты мокрая курица, Ибрагим. Хочу услышать это из твоих уст.

— Мне очень страшно, сеньор Рафа… Я… мокрая курица. Не убивайте меня, ради Бога, во имя Всемилостивейшего Господа.

В промежности у Ибрагима появилось мокрое темное пятно, оно разрасталось, превратившись в струю, которая побежала вниз по его ногам. Он обмочился. Рафа поднялся на ноги, все еще сжимая в руках револьвер.

— Все мы чего-то боимся, Ибрагим, — сказал он и добавил: — И ты не исключение. — Он повернулся и пошел к фургону. По дороге его вырвало.

На Эмме было черное короткое платье с большим вырезом и легкий жакет в белую клетку на сером фоне. Она повернулась на каблучках и закинула руки над головой.

— Как тебе мой наряд? Нравится? Точная копия одной из моделей Валентино[66]. Я сшила его сама… Правда, не совсем, — немного помогла мама.

Антонио признался, что никогда не видел ее такой красивой. Лицо под искусно наложенным макияжем сияло свежестью, улыбка обнажала ровный ряд белоснежных зубов.

— Что скажешь? Удивлен, да?

— Сногсшибательно, Эмма.

— Скажешь тоже — сногсшибательно. Лучше дай мне пройти.

Антонио посторонился; она прошла в студию и села на кровать.

— На лестнице нет света, дом разваливается на части, все стены в трещинах, — покачала головой Эмма.

— Настоящая руина, — согласился Антонио, — но она устраивает владельцев. Они не выделяют деньги на ремонт, поскольку надеются продать дом какой-нибудь конторе по недвижимости; та добьется от властей субсидий, и дело в шляпе: владельцы и контора нагреют на этом руки. Так делается повсеместно, во всем квартале. Маласанья обречена на вымирание — у нее, как и у жителей, остались считанные дни жизни.

— Таксист не захотел меня сюда везти. Мотивировал тем, что после наступления темноты на площади Второго Мая опасно появляться, дескать, она кишит грабителями и наркоманами. А по дороге, видно для пущей убедительности, рассказал мне массу страшных историй…

Эмма смолкла и посмотрела на Антонио пытливым взглядом. Тот стоял перед ней с отсутствующим видом.

— Ты зарезервировал столик?

— Столик? Нет, совсем забыл, извини.