Мир уршада - Виталий Сертаков

Когда я повернулась к людям, они все стояли позади, затаив дыхание. Несколько сотен, а может и тысяч. Высокий лама Урлук был приветливым хозяином, за его родовым дербетом вечно кочевали десятки повозок чужаков.

— В ком они прячутся, Женщина-гроза? — ласково спросил меня Урлук. По его плащу барабанили синие градины.

— Кто? — хрипло выкрикнула засаленная старуха, верховная шаманка. — Назови нам, кто! Иначе погибнут еще многие!..

Я назвала. Я ведь уже догадывалась, что тех двоих, кому во сне в рот, и не только в рот, залезли розовые гладкие твари, немедленно разорвут на части. Я просила у бедняжек прощения, хотя не помнила их имен. Это был последний раз, когда я просила прощения у жертв сахарных голов. Чтобы сорняк не проник на поле, следует безжалостно уничтожать всходы.

Первой жертвой стал сотник из Орды, он как раз приехал набирать будущих солдат для хана. Кажется, это был последний год, когда Улан-Баторский сатрап позволял ханам Орды набирать большую армию. Последний год, когда македоняне заодно с ханами выступили против бунтующего хинского государства…

Сотник принял смерть легко и достойно. Он просил позаботиться о его больной матери, и лама поклялся исполнить просьбу. Впоследствии я слышала, что Урлук действительно забрал пожилую женщину в свой арват, несмотря на то, что она происходила из джангурского рода. Перед тем, как убить сотника, Урлук пристально посмотрел мне в глаза; он хотел убедиться, что мы не зря убиваем безвинного человека.

Мы убили его не зря. Мне пришлось смотреть на все это до самого конца. Несчастному вскрывали живот кривым заточенным крюком, каким вскрывают животы подвешенным быкам и баранам. Детеныша сахарной головы обнаружили в печенке, его выволокли, прижали к колоде и неторопливо сожгли. Кто-то не поленился сбегать в юрту за горшком с углями. В какой-то миг мне стало…

Это нелепое чувство, но я не скрываю его. Я честно рассказала об этом Красным Матерям. Мне стало жалко малютку-уршада, мне стало жалко его, потому что в ту ночь люди вели себя не менее жестоко, чем его папаша. Его папаша вел себя, как безмозглый хищный бес, он использовал человеческую оболочку для спасения своего потомства. Но люди — не звери, они соображают, когда жгут беззащитную личинку углем, когда хохочут и радуются чужой смерти…

Второй уцелевший последыш схоронился в молодой женщине, молодой жене темника. Известно, что личинки сахарной головы могут проникать в тело разными способами… Темник как раз ублажал супругу, а потом счастливые молодожены уснули, не разомкнув объятий. Уршад проник в женщину через лоно любви, а песчинку спустя в стане обнаружили распавшегося и забили тревогу.

Когда я указала солдатам на шатер темника, он выхватил сэлэм, намереваясь меня изрубить, а его воины тоже схватились за оружие. Они не считали ламу Урлука своим наставником и, тем более, не считали его своим предводителем. Они верили камланиям и посетили наше становище, чтобы узнать о судьбе неродившегося еще ребенка. Молодая жена темника Орды несла в себе малыша…

Слава Оберегающему в ночи, он отвел от меня острия сабель. Затеялась драка, люди топтались в грязи, и багровые ручьи текли у них из-под ног. Смеющаяся луна укладывалась спать за пушистые покрывала гор, а навстречу ей лениво поднималась Корона, и обе они с удивлением и грустью смотрели, как люди отрубают друг другу головы и руки. Должна была умереть одна молодая женщина, а погибли одиннадцать человек. Охрану шатра перебили, и всякий из торгутов знал, что хан Большой Орды не скажет ни слова на курултае в защиту своего темника.

Одиннадцать человек погибли, женщину все равно выпотрошили, потому что, если этого не сделать, то спустя неделю или спустя три года она все равно стала бы сахарной головой, а последыши уничтожили бы весь род торгутов. Ведь из хроник известно, что город золотых шпилей, Цэцэ-Батор, заселили совы и лисицы после того, как людей сожрали последыши второго поколения. Когда жену темника потрошили, я стояла рядом и смотрела, шаманки не позволили мне отворачиваться. Ведь только я слышала последыша.

Ведь я — Красная волчица.

Потом меня едва не вывернуло наизнанку, потому что в женщине шевелился будущий ребенок. Последыш беса успел проникнуть в него, и в этом не было ничего удивительного, ведь ребенок вошел в женщину тем же путем, что и личинка. Старая шаманка засмеялась, когда личинку раздавили, а вокруг собралась толпа, и, позабыв про поваленные юрты, все стали обниматься и плясать. А меня закутали в шкуры, напоили целебными отварами на эфедре и молоке оленихи. Так меня поили шесть дней, а на седьмой день я открыла глаза и увидела на своей руке жучка-мухомора. Красный жучок с белыми пятнышками расправил крылья и взлетел, а я засмеялась.

Я засмеялась, потому что ощутила в животе чутье Красных волчиц. Чутье никуда не делось, оно превратилось в силу, и сила эта крепла. Я становилась старше, мое обучение продолжалось, и очень скоро мне предстояло отправиться в страну Бамбука, так сказал высокий лама Урлук. В становище меня никто больше не окликал без имени, все почтительно называли Женщина-гроза и устраивали несколько раз настоящую овацию, хотя до героини и до женщины мне было далеко. Мне казалось, что я никогда не вырасту такой старой, как внучка шаманки Ай, той уже стукнуло целых девятнадцать!

А еще меня долгое время не покидали мысли, что надо быть настороже, поскольку я всех спасла, и без меня, если мы уедем в страну Бамбука, некому будет защитить становище. Старый лама успокоил меня тем, что никто из наших пастухов и воинов зимой не покидал свои арваты, а следовательно, не мог принести заразу из дальних городищ. Он спросил меня, хочу ли я вернуться домой, в страну народа раджпура, и напомнил, что я не рабыня и вправе уехать. Тем более, засмеялся Урлук, что теперь ты сможешь украсть не одну, а сотню летучих гусениц. Мы посмеялись вместе, но сквозь слезы мы видели каждый в глазах другого тоску. Не оглядываясь, мы видели место, где были похоронены одиннадцать взрослых и неродившийся ребенок.

— Это ничего, — заметил лама и положил мне теплую ладонь на макушку. — В мире не так уж много вещей и событий, ради которых стоит прервать медитацию.

Тогда я не понимала смысл его речей, но всегда наслаждалась биением его доброго сердца. Его кровь не замедляла и не ускоряла свой бег. Лама Урлук частью себя всегда находился где-то вдали.

— Зачем мне в страну Бамбука? — Я еле сдерживала слезы. — Разве шаманки недовольны мной?

— Моя давняя подруга Красная волчица умеет видеть будущее лучше, чем я, — уклончиво отвечал старик. — Девочка должна получить образование…

— Получить что? — подпрыгнула я.

— Позже поймешь, — улыбнулся лама. — В стране Бамбука меня научили слушать, как два ветра трутся друг о друга, встречаясь на большой высоте. Меня научили спать, стоя на одной ноге на перевернутой миске, пока четверо пытались меня с этой миски столкнуть. Меня научили различать шесть степеней уважения и четыре вида презрения.

— А я?..

— И тебе предстоит научиться. Иначе ты вернешься домой, похожая на орех, пролежавший сухую зиму в рыхлой земле. Одна половина его кожуры блестит и просится в руки, а другая обросла плесенью и разложилась. Ты разве хочешь стать, как этот орех?