Бунтарка - Линетт Тиган

меня в щеку. — Вы можете развлекаться дальше, но прошу быть аккуратней с публикой, — он несколько предупреждающе смотрит на меня, судорожно кивающую и покрасневшую, затем за Бессонова, который понимающе кивнул моему отцу.

— Я был весьма неосторожен. Прошу извинения, Антон Михайлович, — Кир, принял слова отца довольно серьезно, отчего мой папа ему улыбается ему.

Кирилл Бессонов просто наглый льстец!

— Василёк, поговорим дома, ладно? У меня к Татьяне… Алексеевне есть важное дело, поэтому мы пойдем, — он ещё раз кивает, будто нервничает и ведет женщину к дальним столикам, которая впервые выглядит… Иначе, что ли?

Она снова распустила волосы? На ней сегодня изумрудное обтягивающее платье, которое она ни разу не надевала на учебу… Волосы завиты, подколоты, а макияж хоть и сдержан, но обычно она не красится. А факт, который оказался гвоздем программы — Татьяна Александровна даже не заикнулась о нашем прогуле…

Как-то всё это слишком странно и неуместно, что ли… И надо будет папе подсказать или вообще выучить отчество моего преподавателя. И почему она сама не справляет?

— Мороженое? — напоминает Кир.

— Что-то аппетит пропал. Может, прогуляемся? Погода сегодня солнечная и теплая, — я допиваю сок, желая побыстрее уйти из кафе, в котором мой отец с моей преподавательницей, причем заставшие нас с Киром едва что не целующимися.

Это ужасно странно, на самом деле.

Последний раз смотрю в сторону отца и женщины, которая стала слишком привлекательной и дружелюбной. Смотрю с сомнением, когда им подают пирожное и кофе. Мой папа мягко улыбается этой женщине, в то время… Как она сама примеряет на своем вечно недовольном лице нежную улыбку, с опущенными глазами что-то рассказывая.

Конечно, я насторожилась такой ситуации, но разве отца и мою преподавательницу что-то могло связывать кроме моей учебы?

— Ты в порядке? — спрашивает парень.

— Да, конечно. Пойдем.

Когда мы выходим из кафе, рука Кирилла касается моей, сразу же переплетая наши пальцы. Я удивленно вскидываю брови.

— Что? — он заглядывает в мои глаза.

— Ничего, — я крепче сжимаю его ладонь, не собираясь его выпускать из своей хватки. Кир довольно улыбается. — Пойдем к воде.

* * *

Я прихожу домой ближе к вечеру. Настроение — любить и обожать. Телу хочется порхать, пока губы красные от требовательных поцелуев Кирилла Бессонова. Когда захожу в дом, прижимаюсь к входной двери и глупо улыбаюсь, прикрываю глаза.

Сердце распирает от легкости и счастья. Этот день, как и вчерашний, навсегда останется в моей памяти. Хотя, думаю, что рядом с Кириллом каждый день будет запоминающимся и ярким. Аня была права — мы подходим друг другу, и я нравлюсь парню такая, как я есть.

— Василиса, — я открываю глаза, когда слышу маму и её шаги.

— Привет, мамочка, — мои щеки уже болят от улыбки, но она не сходит с моего лица. — Как прошёл твой день на работе?

Я скидываю с плеча рюкзак и разуваюсь. Буквально порхаю к маме и целую её в щеку.

— Ты пришла из университета? — допытывается мама.

— Да, но я с Кириллом задержалась. Мы поработали немного над нашим курсовым проектом, — в этот раз уже говорю правду, но щеки всё равно горят, когда вспоминаю наше уединение за проектом.

Этот паршивец так часто меня отвлекал, что мы едва написали что-то стоящее.

Перед тем, как закончить, Бессонов пообещал поработать над курсовым сам. Я его слишком отвлекаю, как он сказал. Ещё кто кого! Его руки всё время были на мне, а горячие губы осыпали все доступные участки кожи.

— И ты ходила в этом в университет? — брови мамы строго сдвигаются к переносице.

Где-то в сознании шумят предостерегающие звоночки, но они слишком тихие, чтобы перебить моё прекрасное настроение.

— Да, ходила, — киваю я, и непроизвольно опускаю глаза на свою одежду.

На мне короткая красная кофта, оголившая полоску талии, и кожаные штаны с широким ремнем и пряжкой с изображением быка. Так же я была в удобных женских берцах, которые дополняют мой образ и в кожанке.

— Ты потерла голову, Василиса? — мама также меня внимательно осматривает и цепляется взглядом за мои растрепанные волосы, суровея.

— Нет, не потеряла. Тебе не кажется, что уже пора дать мне выбор одеваться так, как я хочу? — довольно резко заявляю я.

Видимо, бунтарский дух, с помощью Бессонова, теперь со мной навсегда.

— Не кажется, Василиса. Ты только посмотри, как ты выглядишь! — мама в бешенстве и взмахнув рукой, показывает на зеркало.

Я окидываю себя взглядом. Мне нравится. Выгляжу так, как себя ощущаю. Теперь мне комфортно, нет внутреннего конфликта и я в гармонии с собой. Пора маме тоже признать, что её любимые платья и туфельки уже не для меня. Они были для принцессы, а этот образ идёт в разрез со мной. Я теперь девушка Бессонова и это будет глупо кататься на байке в розов платьице.

— А что не так? — всё-таки уточняю. Настроение неспешно понижается, но я всё ещё пытаюсь быть беззаботной и веселой.

— Ты выглядишь, как… — мама не договаривает, многозначительно меня осмотрев и покачав головой.

— Как? Договаривай, — вскидываю бровь в манере Кирилла и жду ответа.

— Как шлюха заправщика, — мама не подбирает слов, сразу выпаливает то, что на уме. Резко, необоснованно и грубо.

— Лучше шлюха заправщика, чем девственница в девятнадцать, — отвечаю дерзко, решив закрыть тему о моей одежде.

— Лучше… — она на секунду задумывается и кивает каким-то своим мыслям. А затем молча разворачивается и идёт наверх.

— Ты куда? — недоверчиво спрашиваю. — Мам? — она мне не отвечает и сворачивает по направлению к моей комнате.

Чувствуя неладное, следую за ней. Что-то меня останавливает, но я иду в комнату. Стараюсь успокоиться и прикусить свой язык. С мамой нельзя разговаривать грубо и неуважительно, лучше решить конфликт мирно, иначе у нас будет война.

Но когда я захожу в свою комнату, дверь которой настежь открыта, понимаю, что война уже началась. Мама роется в моем шкафу и скидывает на пол всю одежду, которая ей не по нраву.

— Ты что делаешь? — я подхожу и подбираю свою одежду с пола, положив её на кровать. Но когда оборачиваюсь, на полу уже новая одежда. — Мам! — моё терпение быстро заканчивается.

— Чувствуешь себя взрослой, Василиса? — по сдержанному тону, я понимаю, что мама в бешенстве. — В этом доме ты не смеешь делать то, что заблагорассудится. Я не дам тебе позорить нашу семью. Я тебе давала выбор, всегда покупала то, что ты хочешь, но ты решила мне дерзить и унижать своим видом. Теперь будешь носить то, что останется в шкафу.

Я шокировано смотрю на всю ту одежду, которую она