Князь тумана - Мартин Мозебах

На генуэзском кладбище Стальено (кажется, госпожа Ганхауз провела несколько лет в Генуе) пышным цветом цвело искусство надгробной скульптуры. Здесь покойники представали, водруженные на собственные могилы в виде тяжеловесных мраморных статуй, на которых были в точности переданы все детали их костюма — от сюртука до цилиндра, от кружевной нижней юбки до сетчатых перчаток. Модная одежда, столь дорогая сердцам обывателей, была здесь увековечена для грядущих поколений в белоснежном каррарском мраморе. И вот, белые с головы до пят, госпожа Ганхауз и Лернер продефилировали перед жарко пышущими жизнью пекарями, словно два каменных гостя с кладбища Стальено. Никто не шевельнул рукой, никто не возвысил голоса. Путь до двери, ведущей на двор, был недолгим. Двор они тоже миновали быстрым шагом, чтобы никто не успел их остановить.

На деревянной мостовой перед аркой они остановились. Там была привинчена эмалированная табличка: "Э. Дальтон. Мыло туалетных сортов, Франкфурт-на-Майне". Вот бы сейчас добраться до этого туалетного мыла, вернее, до какого-нибудь тихого помещения, где есть платяная щетка! Но в вестибюле отеля засел в засаде страшный дракон.

— Пойдем на вокзал и отыщем там дежурного, — сказал Лернер.

Госпожа Ганхауз молча взяла его под руку. Она пережила сильный удар по нервам, но не жаловалась. Когда это бывало, чтобы она жаловалась!

Поинтересуйся с утра госпожа Ганхауз расположением планет, она, наверное, в этот день вообще не выходила бы из дому. Может быть, даже отменила бы поездку к Шолто. Сегодня все складывалось неудачно. Мучная пыль, которая покрывала ее с головы до ног, не служила плащом-невидимкой, да и начала уже осыпаться. Сквозь нее проступил цвет лица и одежды. Теперь вид парочки стал еще более жалким. Такой маскарад не мог служить защитой от превратностей жизни.

Они не успели еще далеко отойти, как наткнулись на директора Нейкирха, их пути пересеклись. Нейкирх расхаживал перед гостиницей взад-вперед с твердым намерением перехватить там обоих голубчиков. Когда он узнал Лернера, у него глаза едва не выскочили из орбит. Побагровев от гнева, он молча уставился на кузена.

— Братец Лернер, — выдавил он наконец из себя. Бакенбарды его от ярости ощетинились, выпятились под напором кипевших в нем чувств.

— Братец Нейкирх! Позвольте мне представить вам мою советчицу и делового партнера госпожу Ганхауз! — Произнести это светским тоном у Лернера не получилось, скорее уж вышло как-то по-школярски. Светского лоска как не бывало. В эдаком виде, да еще посреди улицы никак невозможно было вступать в серьезные переговоры. Не позволит ли братец Нейкирх, чтобы они сначала переоделись? Причины, почему они разгуливают в таком виде, Лернер не назвал, да Нейкирх этим и не интересовался.

— Извольте, переодевайтесь на здоровье, — бросил он вдруг саркастически. — Но я позволю себе сопроводить вас в номер. Вот уж чего я не собираюсь делать, так это прождать вас потом напрасно в вестибюле несколько часов.

Ну разве можно было отказать ему в праве говорить в таком тоне! В отель так в отель! Госпожа Ганхауз еще больше, чем ее компаньон, нуждалась в том, чтобы заняться реставрацией своего наружного вида, но она отказала себе в этом удовольствии и последовала за мужчинами. Расстроенный Лернер взглянул на нее с благодарностью. Она не бросила его одного!

Обстановка в номере Лернера не была рассчитана на проведение деловых встреч.

— Ага! — воскликнул братец Нейкирх, обозрев крупноузорчатые обои, умывальник с треснутым тазом и кровать с помятым покрывалом. — Я вижу, что нахожусь в самом центре компании по освоению Медвежьего острова. Так, значит, Германская компания по освоению Медвежьего острова действительно существует! Несомненно, существует и Медвежий остров, я убедился в этом, заглянув для верности в энциклопедию Мейера. А пресловутые медвежьи услуги для простачков не имеют к этому клочку суши никакого отношения!

— Братец Нейкирх! Прошу вас!

— Нет, это я вас прошу! Увольте, братец, на вашу кровать я не сяду. Уж лучше я постою. Мое место по праву должна занять дама, ведь она, наверное, чувствует здесь себя как дома.

— Братец Нейкирх!

— Да, братец Теодор Лернер! Я директор горнорудного предприятия в Цвиккау. Вы ни разу не изволили там побывать, ни на похоронах моего батюшки, ни на моей свадьбе. Но вот в вашу жизнь вступил злосчастный остров Медвежий, или вы ступили на Медвежий остров, и тут вдруг родственник — директор горнорудного предприятия оказывается человеком полезным. Не в качестве советчика, о нет, мы же сами все лучше знаем! Но в качестве гаранта, и поручителя, и вывески, и вот в этом качестве вы в полной мере воспользовались мной, хотя я с самого начала известил вас, что не желаю иметь ничего общего с этой затеей.

— Вы меня извещали?..

— Я объясню вам это позднее, — вставила госпожа Ганхауз.

Она уже убрала закрывавшую ее лицо вуаль. Там, где она прикрывала от пыли шею и плечи, проступил чайно-коричневый цвет тафты.

— В качестве казначея и невольного поручителя этого сомнительного предприятия я и так уже сделался мишенью непрестанных запросов. Некий господин Отто Валь из Гамбурга сообщает мне, что перечислил вам двадцать тысяч марок в качестве первого взноса за участие в этом предприятии. Господа Бурхард и Кнёр, также из Гамбурга, объявляют мне, что в случае необходимости потребуют от моего двоюродного брата Лернера в ультимативном порядке выплатить свой взнос, в противном случае они намерены настоять на том, чтобы предприятие было выставлено на торги. Твой брат Фердинанд, — тут господин Нейкирх незаметно для себя перешел с Лернером на "ты", хотя до сих пор старательно избегал семейственной фамильярности, — сделал вам взнос в двенадцать тысяч марок. Где эти деньги? Стоп, я не желаю этого знать! У меня есть план получше. Я отправился на поиски господина горного инженера Мёлльмана. Я разыскал его в таком же изысканном пансионе, как этот. Он был пьян, но еще способен разговаривать членораздельно. С его слов, на Медвежьем острове нет никаких домов, рельсовых путей, хижин и шахт. Эт-т-то ж было никак не ва-ва-ва-зможно! — произнес он, изображая еле ворочающего языком инженера. Но в этом кривлянии не было ничего веселого. Мёлльман, — продолжал он, — признал, что он "чуток поковырялся" только на том месте, где находились разведочные шурфы Германского объединения морского рыболовного товарищества. Все последующие экспертные заключения, составленные доктором Шрейбнером и инженером Андерссоном, основаны исключительно на данных Мёлльмана, "потому как эти га-га-га-спада никогда ту-ту-ту-да не ездили". В довершение всего я узнаю из письма моего старинного корреспондента советника юстиции Фриспеля, что все предприятие было продано неким спекулянтом из Южной Африки, печально известным господином Дугласом, за сто пятьдесят тысяч марок. Где эти деньги? И снова никакого ответа! Зато я сам знаю ответ: я еду в Цвиккау и оттуда рассылаю письма господину Отто Валю, господам Бурхарду и Кнёру, господину Фердинанду Лернеру, в торговый дом Корса в Любеке, господам Эйфельсфельду и Шрадеру, и советнику юстиции Фриспелю, и еще многим другим, всему свету, и сообщаю им все, что мне известно об этом деле, сопроводив мое сообщение заявлением, что не имею ничего общего ни с моим двоюродным братом Лернером, ни с какими бы то ни было его предприятиями. Счастливо оставаться!