Пыточных дел мастер - Джин Вулф

В конце концов я выбрал цветок кубита в два высотою, опустился на колени и потянулся к нему и вдруг – точно пелена спала с глаз – увидел, что моя рука, казалось, отстоявшая от игольно-острого кончика ближайшего листа на несколько пядей, вот-вот наткнется на него. Я поспешил отдернуть руку. С виду – я вряд ли мог дотянуться до стебля цветка, даже если бы лег на землю ничком. Как ни велик был соблазн воспользоваться мечом, я понимал, что это уронит меня в глазах Агии с Доркас – да и все равно до боя следовало привыкнуть к обращению с аверном.

Я снова потянулся к стеблю, плотно прижав руку к земле, и обнаружил, что, несмотря на это, легко могу достать цветок. Острый кончик листа, казалось, отстоявший от лица на добрых полкубита, даже слегка подрагивал от моего дыхания.

Срывая цветок (задача, должен заметить, оказалась не из легких), я понял, отчего травка под авернами была так коротка и густа – один из листьев выбранного мной растения наполовину рассек стебель какого-то болотного сорняка, и вся трава, на целый эль вокруг, тут же поблекла и увяла.

Сорванный, цветок причинял множество неудобств, с которыми я до поры должен был примириться. О том, чтобы везти его обратно в Хильдегриновой лодке, не могло быть и речи – четверым в ней и без аверна было достаточно тесно, и острые, ядовитые листья неизбежно укололи бы кого-нибудь. Пришлось вскарабкаться вверх по склону и срубить молодое деревце. Оборвав ветки, мы с Агией привязали аверн к тонкому стволу, и позже, идя через город, я нес его, точно какой-то гротескный штандарт.

После этого Агия объяснила, как пользоваться аверном в качестве оружия; я сорвал себе другой (несмотря на ее возражения и многократно – пропорционально моей самоуверенности – возросший риск) и попробовал применить ее советы на практике.

Аверн – не просто палица с отравленными шипами. Лист его, взявшись большим и указательным пальцами, так, чтобы не коснуться острия либо режущих кромок, надлежит отделить от стебля, после чего он сам по себе становится оружием – отравленным, бритвенно-острым клинком без рукояти, весьма удобным для метания. Держа стебель за основание левой рукою, бойцы отрывают от него нижние листья и метают их в противника правой. Однако Агия предупредила меня, что аверн следует держать вне пределов досягаемости соперника, дабы тот, когда листья будут истрачены, не мог выхватить у меня стебель.

Сорвав второй цветок и попрактиковавшись в метании листьев, я понял, что мои аверн для меня не менее опасен, чем аверн противника. Если держать его поближе к себе, возникает смертельный риск уколоться о длинные нижние листья, и вдобавок иссушающая жажда смерти в образуемом лепестками узоре будет гипнотизировать меня всякий раз, как я опущу взгляд, чтобы сорвать лист. Все это было довольно неприятно, но, приучившись вовремя отводить взгляд от полусомкнутых лепестков, я сообразил, что моему противнику будут угрожать те же опасности, что и мне.

Метать листья оказалось проще, чем я думал. Поверхность их была глянцевитой, как и у листьев многих растений, которые я видел в Саду Джунглей, поэтому они легко выскальзывали из пальцев и притом были достаточно тяжелы, чтобы лететь далеко и точно. Их можно было метать острием вперед, наподобие кинжала, либо так, чтобы они вращались в полете, рассекая все на своем пути острыми краями.

Конечно же, мне не терпелось расспросить Хильдегрина о Водалусе, но такой возможности мне не представилось до тех пор, пока он не собрался плыть обратно через безмолвное озеро. Некоторое время Агия была так занята попытками избавиться от Доркас, что мне удалось, отведя его в сторону, шепнуть, что я тоже друг Водалусу.

– Ты, верно, обознался, молодой сьер. Ты в самом деле говоришь о том преступном Водалусе, что объявлен вне закона?

– Я никогда не забываю голосов. Я не забываю ничего. – Нетерпение заставило меня забыть всякую осторожность, и я совершил, пожалуй, худшую из всех возможных ошибок, добавив:

– Ты хотел раскроить мне голову лопатой.

Лицо Хильдегрина тут же превратилось в неподвижную маску. Он молча влез в лодку и поплыл прочь.

Когда мы с Агией покидали Ботанические Сады, Доркас все еще была с нами. Агии так хотелось отделаться от нее, что некоторое время я не мешал ей: в обществе Доркас мне наверняка было бы труднее склонить Агию лечь со мною, и вдобавок боль, причиняемая ей одиночеством, многократно усилилась бы, умри я в поединке на ее глазах. С тех пор как я излил на Агию всю мою печаль, вызванную смертью Теклы, прошло совсем немного времени. Теперь печаль эту сменили новые заботы; я в самом деле выплеснул ее прочь, словно прокисшее вино. Вот сколь велика сила слова, помогающего нам совладать со страстями, которые, не будь его, неизменно лишали бы нас разума и губили!

Впрочем, какие бы мотивы ни двигали мною и Агией, какие бы побуждения ни заставляли Доркас следовать за нами, все старания Агии пошли прахом. В конце концов я пригрозил ударить ее, если не прекратит, и окликнул Доркас, шедшую в полусотне шагов позади.

Дальше мы пошли втроем – молча, приковывая к себе множество странных взглядов. Я, промокший до нитки, больше не обращал внимания на то, хорошо ли накидка скрывает мой гильдейский плащ цвета сажи. Агия в рваном парчовом платье, надо думать, тоже выглядела довольно странно. Доркас до сих пор была измазана илом, коркой засохшим на волосах и оставившим на ее бледной коже мазки тончайшей бурой пыльцы. Аверн знаменем реял над нашими головами, источая аромат мирра. Полу сомкнутые лепестки его сверкали, точно выбеленная солнцем кость, но листья в ярком свете дня казались почти черными.

Счастье – а может, несчастье мое – в том, что все места, с которыми связана жизнь моя, за редким исключением, отличаются постоянством. Завтра я, если захочу, могу вернуться в Цитадель, на ту самую (не сомневаюсь!) койку, где спал еще учеником. Гьолл все так же течет мимо моего родного Нессуса, и стеклянные грани Ботанических Садов, чьи залы вечно хранят однажды созданные настроения, все так же сверкают на солнце. В жизни моей эфемерны лишь люди да несколько домов, и среди них – та харчевня, что стояла некогда у границы Кровавого Поля.

Почти весь остаток дня мы шли широкими авеню и узенькими проулками, и все здания, окружавшие нас, были из камня либо кирпича. Наконец мы вышли к огороженному, наподобие большого двора, участку земли, однако никакой виллы в его центре не было. Помнится, я еще сказал Агии, что надвигается гроза – сделалось душновато, а на горизонте виднелась мрачная черная полоса.

Агия рассмеялась:

– Это всего лишь Городская Стена! Рядом с ней всегда так – она мешает движению воздуха!

– Вот эта темная линия? Но она наполовину уходит в небо!

Агия засмеялась снова, но Доркас прижалась ко мне:

– Северьян, я боюсь. Агия услышала ее слова.

– Чего – Стены? Она не может причинить тебе вреда – разве что рухнет прямо на голову. А рушиться ей не с чего – уж десять тысяч лет стоит спокойно.