Миг возмездия - Эрик Фрэнк Рассел

Бродвеем взвился огромный столб ослепительно белого пламени. Накатил гул, потом ударная волна едва не выбила оператора из сиденья. Раздался незнакомый дикий вопль. Грэхем стиснул зубы. Странный звук затих. Только тут Грэхем осознал, что это он орал как оглашенный.

Шестым чувством — быть может, знаменитым сверхчувственным восприятием, он понял, — надо развернуть установку. И вовремя! С юга нападала новая вереница шаров. Грэхем опять завопил, когда вожак стал наливаться фиолетовым. Остальные витоны в панике пытались остановиться и не могли: слишком велика была скорость их атаки. Вся стая буквально врезалась в предводителя, именно в это мгновение принявшего апельсиновый оттенок.

— Вот вам за Майо! — ревел Грэхем, не отрываясь от прицела. — Вот вам за Уэбба! А теперь — за Бича, гады, сволочи, пиявки вонючие! А вот — за Фармилоу! Вот! Вот! А тебе, тварь поганая, — за Бьернсена!

Устав ругаться, он продолжал бой молча. Собственно, продолжать уже не пришлось. На один миг бешено крутящийся в небесах слипшийся клубок энергии принял чудовищно разбухшую шаровидную форму. А потом с оглушительным грохотом взорвался.

Грэхему почудилось, будто у него лопнули барабанные перепонки. Порывом тугого ветра его едва не снесло с шаткого насеста. Установка застонала, срываемая с креплений, но те выдержали удар. Обезумевшие жесткие излучения низвергались из поднебесья, обрушивались как тропическое солнце, так что Грэхему пришлось прикрыть глаза, чтобы уберечь роговицу.

Но оставаться с закрытыми глазами было невозможно, да и не хотелось. Настал звездный час, пришел конец погоне, — такое выдается лишь однажды. Грянул миг возмездия! Грэхем завизжал, точно ирокез, углядевший противника, развернул излучатель на девяносто градусов и обратил в ничто двух пикировавших налетчиков.

Становилось ясно, как подорвали резервуары в злополучном Сильвер Сити. Дюжина витонов, а возможно, две, три, может быть, полсотни, пошли на самоубийство: таранили хранилища, сталкиваясь при ударе еще и друг с другом. Природное равновесие сгустков при этом нарушалось, масса резко возрастала, все вместе вызывало чудовищную детонацию. Проклятый род издавна владел секретом, который лишь недавно стал известен их рабам, — людям: секретом бурного распада, когда сгусток энергии — радиоактивной или витоновской — превысит критическую массу.

Резервуары с нитратом серебра приняли на себя самый сокрушительный удар за всю историю человечества — удар столь чудовищный, что даже атомная бомба с ним рядом показалась бы детской хлопушкой. А огромный дымный перст, указывавший, куда вознеслись души обитателей Сильвер Сити, был ни чем иным как столбом обезумевших атомов, летевших ввысь искать новых связей.

Снова развернув излучатель, он расстрелял очередную шестерку разъяренных адских призраков и с наслаждением увидел, как витоны выплеснули свою энергию видимыми частотами, отправляясь к праотцам, ежели были праотцы у такой нечисти. Они могут сколько угодно плевать на лучи, падающие по траектории Лиссажу, природа сделала их неуязвимыми для солнечного света, они просто купаются в таких лучах, и, может быть, не без удовольствия… Искупайтесь теперь в лучах, направленных по гиперболе!

На севере, над самым горизонтом, уже выстраивалось несчетное полчище витонов. Грэхем попытался дотянуться до них лучом, убедился, что не получается, отметил: радиус поражения ограничен. На востоке опять зарокотали рукотворные вулканы. Тянуло озоном, горелой резиной, мокрым цементом. Раздавались крики, но слов, за дальностью расстояния, Грэхем разобрать не мог.

Он подумал о прикованной к земле американской авиации — десять тысяч великолепных боевых машин не смеют взлететь, ибо существуют витоны, против которых бессилен самый отважный и умелый летчик; витоны, грозящие поработить мозг пилота и натравить его на собственных братьев. Но скоро — теперь уже совсем скоро! — этому конец. Крылатые воители взовьются в небеса, а внизу будут радостно твердить сладчайшее в любой войне слово: наши!

До сих пор Грэхем уничтожал только беспечных и безрассудных, но враг уже опомнился и вполне осознал грозящую опасность. Готовился массированный налет, ковровый удар, призванный раз и навсегда вселить страх, показать, на что способны витоны, сплотившиеся воедино. Против него пойдут эскадрильи, полки, армады — в таком числе, что уже не отбиться. Его сотрут с лица земли, которую считают вотчиной, а вместе с ним уничтожат и поляризатор. Да, конец близок, но путь к нему был воистину славен.

Эскадрилья азиатских стратопланов промчалась к востоку в полной уверенности, что находится под особым покровительством Всевышнего. Вокруг нее то и дело рвались бризантные снаряды, сыпля осколками, рассеивая искры. «Интересно, видел хоть один фанатик, какая участь постигла тех, кого они титулуют предками — духами предков?» — подумал Грэхем и пришел к выводу, что нет.

А ведь новость уже должна бы облететь весь мир — Новый Свет, во всяком случае. И до Европы подробности, пожалуй, дошли. Теперь, зная, что победа — вопрос времени, что с американского континента спешит помощь, Европа должна собрать остаток сил и выстоять. Может быть, и в других группах кто-нибудь да добился успеха. Впрочем, какая разница?

Торжество Фарадеевской Компании было общечеловеческим триумфом.

Грэхем прервал размышления, ибо далекая армада взмыла ввысь. Ее окружало фантастическое зарево, и трудно было поверить, что для обычного зрения, не прошедшего обработку, витоны совершенно невидимы. Несметное полчище голубых светил надвигалось, заслоняя сверкающей стеной весь северный небосклон, — наводящее ужас летучее воинство, отверженное раем и не желающее ввергаться обратно в ад. Витоны близились так стремительно, что глаз отказывался верить.

Грэхем еще только готовился принимать бой, а участок голубизны в середине вражеского строя уже налился фиолетовым, перешел в оранжевый и пропал начисто. На какой-то миг Грэхем опешил, а потом вспомнил — Йонкерс!

— Стив, старина! — взревел он. — Добился-таки своего! Круши, Стив!

Включив предельную мощность, он прошил наступавшую орду. Голубизна вспыхивала фиолетовым, оранжевым, исчезала; одно из уцелевших крыльев летучего полчища уклонилось и обрушилось на Йонкерс, но, пикируя, все же то и дело меняло цвета.

Другое крыло мстительно устремлялось прямо на Грэхема. Он знал, что произойдет сейчас, чувствовал по тому, как сплачивались ряды атакующих, как еще более убыстрялся полет. И до последнего мига продолжал вести незримый огонь, поливая витонов исступленной руганью и поляризованными лучами. Как только шары столкнулись, образуя убийственный комок, он в четыре тигриных прыжка достиг ямы, обхватил шест и ринулся вниз.

Скользя по шесту с умопомрачительной скоростью, Грэхем увидел, как жуткая сверкающая голубизна сгустилась и нависла над устьем шахты. Свинцовое небо словно чудом обратилось в лазурный сверкающий купол. И взорвалось невыносимым блеском. И без того пострадавшие барабанные перепонки Грэхема ударило так, будто вселенная трескалась пополам. Шест заплясал, человека стряхнуло с него, словно муху, скинуло в содрогающуюся глубину. Шахта ходуном ходила