Почти идеальная семья - Рина Осинкина

подстраховочки и придания положительной динамики. Если он у тебя, конечно, есть.

– Знакомого копа? – сбилась с темы Валерия. – Нету знакомого. Но я знаю человека, у которого есть!

И набрала номер Киреевой Надежды. Вернее, Лапиной.

Воропаев наслаждался выздоровлением, валяясь целыми днями на диване, попивая литрами апельсиновый сок и отвисая в соцсетях.

Позавчера он выписался из больницы, хоть временами его основательно мутило, а тело ныло от травм. Однако он был нацелен через пару дней доползти до «Скворечника» и убедиться, что там все в порядке. Так надолго фирму он еще не оставлял. Разрешенный самому себе отпуск кончился, лимит был исчерпан. Ничего, они с Кнопкой в выходные наверстают. И отдохнут, и развлекутся. Теперь они могут себе это позволить. Потому что его жена смогла выдернуть их из смертельного водоворота.

Леонид не предполагал, какая у него необыкновенная жена, хотя за годы совместной жизни мог бы разобраться в ней получше, поэтому чувствовал себя несколько пристыженным. Если бы не Лера, быть бы им обоим поджаренным в собственной машине на радость ублюдку Фогелю и его холуям. Теперь же парни вместе с их боссом не скоро выйдут на свободу.

Лера заглянула в библиотеку. Глаза тревожные, а она старается, чтобы были насмешливые, как обычно, как всегда. Чтобы не подумал, что она уж очень сильно за него переживает.

Девчонка. Колючая девчонка.

– Я с Катериной созванивалась. Она сказала, что проблем взять ребенка на усыновление у нас не будет, – ровным голосом произнесла Лера, усевшись на краешке дивана. – У нее в одном интернате знакомые из администрации есть. Катя сказала, что нам разрешат встретиться с детьми, и ты сам выберешь девочку, какая тебе понравится.

– Какого ребенка? Зачем девочку?! – задрал брови Леонид.

– Или мальчика, – терпеливо поправилась Лера, не поднимая на мужа глаз.

– Кнопка, Кнопка, ты чего? Эй! Ты что надумала?!

– Я все решила, Лёня. Ты меня прости. С самого начала я вела себя как законченная эгоистка. Тебе ребенка хочется, ты, может, мечтаешь его в зоопарк водить или на каток. А я перед фактом тебя поставила, и все, любите меня такую необыкновенную, а не хотите, так это ваши проблемы.

Лера всхлипнула и отвела взгляд куда-то между диваном и книжным шкафом. Потом продолжила, расценив молчание мужа, что угадала, не ошиблась, так оно и есть:

– Хочешь, родим себе сами ребеночка? Я ведь не старая еще. Хочешь, солнце, девочку тебе рожу?

Леонид молча привстал с подушки, обнял жену за плечи и проговорил ей в ухо:

– Это ты меня прости, радость моя. Я тебе все жилы вымотал, пока в себе не разобрался и не понял, что к чему. Никто мне, кроме тебя, не нужен.

– Ты все врешь, Воропаев, я тебе не верю… – с горестным вздохом проговорила Лера и вытерла слезы.

Леонид свесил ноги с дивана, устроился рядом, прижал к себе поплотнее.

– Послушай… У нас с тобой какая семья? Семья у нас с тобой самодостаточная. Запомни это и заруби себе на твоем веснушчатом носу.

Постукав легонько указательным пальцем ей по кончику носа, продолжил:

– Кроме того, одна ребенка у меня уже есть. Вторую не надо.

Лера дернулась, отшатнувшись:

– Но ведь Юля…

– Ну при чем тут эта несчастная Юля. И я прекрасно помню, что в живых ее нет.

– Тогда кого ты имеешь в виду, Воропаев?

– Тебя, конечно, Кнопка. Хлопот с тобой не оберешься. За тобой же постоянный присмотр нужен. И одну никуда отпустить невозможно: либо перепутаешь право и лево и заблудишься, либо с хулиганами подерешься, либо все деньги цыганке отдашь. Да мало ли что еще!.. Пообедать забудешь, ноги промочишь…

– Стоп, стоп, Воропаев! – тихо возмутилась Лера. – Когда это я все деньги цыганкам отдавала? Ты что на меня наговариваешь, вообще?!

– Хорошо, про цыганку беру слова обратно. Но все остальное – моя постоянная головная боль.

– Чего тогда ты это все терпишь? – оскорбилась Валерия. – Если так доняла эта головная боль?

– Потому что я тебя люблю, – сказал Леонид.

– Я тоже тебя люблю, Воропаев, – тихо ответила она.

Они посидели еще немножко обнявшись. Он поцеловал ее в темя. Она потерлась щекой о его руку. Потом Леонид вновь растянулся на диване.

Спросил, кряхтя:

– Мы все прояснили? Тема закрыта?

Лера кивнула. Вернувшись на привычные рельсы, сварливым тоном произнесла:

– Но заметь, я тебе предлагала!

Вышла.

Муж усмехнулся.

Разговор этот Валерии дался совсем не легко, внутри все тряслось и вибрировало. Мог он пожелать себе дочку, раз жена об этом заговорила? Еще как мог.

Конечно, Валерия все взвесила, прежде чем поднимать эту тему, не с бухты-барахты ляпнула. И была готова к родильному отделению в клинике по соседству. Но она поняла: самое худшее для нее не беременность с последующими родами и прочим всем, а Лёньку потерять. Это для нее самое худшее и самое страшное. Значит, испытывать мужнино терпение она больше не будет.

Говорят, что ребенок – это счастье. Значит, и Лера будет счастлива своим детенышем. И любить его будет, и баловать.

Нет, баловать будет Воропаев, а она будет воспитывать. Или наоборот? Неважно, теперь это неважно. Опасность миновала, рожать не требуется.

Однако правильно, что она ему все высказала. Если бы она это не сообщила, то и он не сказал бы ей, что сказал.

Надо же, маленькая дочка она для него, несмышленая… Хотя разве ты сама не занудничаешь, когда заматываешь мужу шею шарфом при нуле на термометре, словно он детсадовец? Не одергиваешь сурово, когда тянет клешню в вазочку с конфетами перед обедом?

«Бывает, бывает, – с усмешкой подумала Валерия. – Только что это Киреева не звонит? Знает ведь, поганка, что подруга волнуется, а ей трудно номер набрать. Хотя, может, новостей-то и нету?»

Со дня ареста Фогеля Надежда Михайловна звонила Лере всего один раз, чтобы выложить подробности, которые удалось узнать посредством Сергея Кутузова. И пропала.

Этот самый Кутузов Сергей, полицейский майор и хороший знакомый Надежды Михайловны, был выдернут ее звонком чуть ли не с совещания у генерала.

В Панкратовке он появился, что называется, к закрытию. Подмосковные опера уже заканчивали опрос потерпевшей и свидетеля – Буровой Валерии и Кузина Константина соответственно.

На момент прибытия майора «медбрат» уже был определен в спецтранспорт, а его босса извлекли с нижнего уровня.

После падения по перекладинам лестницы с высоты двух метров и последующего пребывания в потемках тети Любиного погреба Фогель растерял харизму, сгорбился и даже, кажется, меленько трясся, очумело вращая глазами.

Киреевский знакомый пообщался со смежниками, сумев не задеть их самолюбия, пошатался по участку, заглянул в сарай,