Другие люди - Сол Стейн

Искренне ваша,

Франсина Уидмер».

Утром я засунула это письмо в книгу на верхней полке, где хранила все то, что не предназначалось для глаз служанки, убирающей комнату. Томасси я послала другое, более короткое письмо.

«Дорогой Джордж!

Я вижу, что продолжая это дело, я становлюсь жертвой все новых несправедливостей. Если государство не хочет связываться с изнасилованием, у меня нет никакого желания заставлять его заниматься подобными делами. Не стоит тратить на это ни время, ни деньги. Не хочу зацикливаться на этом. Насчет Гарри Козлака можно не волноваться. Я съеду с квартиры. Пусть хозяин попробует меня найти. Пожалуйста, пришли мне счет, который я незамедлительно оплачу.

С наилучшими пожеланиями,

Франсина».

Я оставила копию письма, которую и перечитала утром следующего дня. Письмо показалось мне резким и холодным. Томасси такого не заслуживал. Он слишком много для меня сделал. Не оставалось ничего другого, как снять телефонную трубку.

— Это Франсина Уидмер, — представилась я его секретарю. — Он получил мое письмо?

— Вчера оно не приходило.

— Я только отправила его вчера.

— В утренней почте его нет.

— Может, оно и к лучшему. Могу я с ним поговорить?

— Он поехал к мистеру Канхэму. Кстати, по вашему делу.

— О господи.

— Что-то случилось?

— Да, произошли некоторые изменения.

— Если это важно, я могу попытаться найти его в окружной прокуратуре, хотя он и не любит, чтобы его беспокоили во время совещаний. Я… начало одиннадцатого. Скорее всего, он уже беседует с мистером Канхэмом. Я позвоню по другому телефону. Не кладите трубку.

Она вернулась через пару минут.

— Он в кабинете мистера Канхэма. Если хотите, я оставлю ваше сообщение у его секретаря.

Скажите ему, что он уволен.

— Окружная прокуратура находится в Уайт-Плейнс?

— Мисс Уидмер?

— Да.

— На вашем месте я бы туда не звонила.

— Вы не на моем месте.

Как некоторые врачи и дантисты, Канхэм меряет свою значимость по числу людей, теряющих время в его приемной, и я удивился, не обнаружив там ни души. Его секретарь позвонила ему по аппарату внутренней связи и гостеприимно распахнула дверь в кабинет. Второй сюрприз. Он поднялся из-за стола, чтобы пожать мне руку, словно с нетерпением ждал нашей встречи.

Карьера Гэри Канхэма, крупного, ростом в шесть футов и шесть дюймов, мужчины, началась в армии. Во Вьетнаме он был едва ли не самым молодым председателем военного трибунала. Судил жестко, наказывая молодых парней за малейшие провинности, часто без достаточных доказательств их вины. Там он приобрел вкус к власти, которая, по свидетельству многих, слаще, чем деньги. С годами Канхэм, заметно располневший и полысевший, стал самым знаменитым прокурором округа Уэстчестер, готовым ринуться в большую политику. Его мясистые щеки сдувались и раздувались, когда он говорил. Меня очень интересовало, как выглядит Канхэм, когда трахается. А может, думал я, у него слепая жена. Или она давала ему только сзади, чтобы лицезреть не его физиономию, а подушку.

— Ты хорошо выглядишь, Джордж.

Стандартная фраза Канхэма. Любому приятно услышать, что он хорошо выглядит.

— Я попробую одну из твоих сигар, — я указал на коробку на столе.

Канхэм кивнул. Я взял сигару.

— Ты вроде бы не курил сигары, Джордж, — заметил Канхэм.

— Иногда можно позволить себе маленькую слабость.

Он сидел, откинувшись на высокую спинку обтянутого коричневой кожей кресла. Армейская служба пошла ему на пользу. Даже сидя Гэри Канхэм производил впечатление стоящего по стойке «смирно».

— Что привело тебя в наши края?

Армянская резня. Мне очень хотелось произнести это вслух. Но он не дождался ответа.

— Так что в той газетной вырезке, Джордж?

— Да ничего особенного, Гэри.

— Чем я могу тебе помочь?

— Я полагал, что тебя ввели в курс дела.

— Конечно, конечно, — покивал он, дабы я не вдавался в подробности. Держу пари, разговор с Лефковичем не доставил ему удовольствия.

— Ты знаком с отцом девушки? Недом Уидмером?

— Мы встречались. Республиканские обеды, партийные дела.

— Я бы хотел, чтобы Большое жюри рассмотрело это дело. И был бы тебе очень признателен, если произойдет это в самое ближайшее время. Этот маньяк может в любой день вновь наброситься на нее.

— Предполагаемый маньяк, — со смехом поправил меня Канхэм.

— В нашем округе привыкли не спешить.

— Если превышают скорость, то лишь на автостраде, — поддакнул Канхэм.

— Гэри, если б речь шла о покушении на убийство, ты бы обошелся без шуток. Мы имеем дело не только с изнасилованием, но и с попыткой его повторения.

— Предполагаемым изнасилованием, — заметил Канхэм. — Свидетелей нет. Доказательств нет. И с чего ты называешь случившееся изнасилованием?

— А как еще это называть? Учитывая, что готовилось оно заранее.

— Это надо доказывать. Как и то, что изнасилование имело место.

— Гэри, я думаю, что смогу научить любого, кому ты поручишь вести это дело, как убедить присяжных в том, что Козлак явился в квартиру этой женщины не за чашкой сахара.

— О? Ты собираешься доказать, что сахара в доме хватало?

— Я думаю, что и жена Козлака станет интересным свидетелем.

— Джордж, ты же понимаешь, что мы не сможем вызвать свидетелем его жену.

— Почему? Если Козлак признался жене, что изнасиловал Уидмер, это, конечно, поставит ее в привилегированное положение, но признался ли он? Если же Козлак намекнул об изнасиловании кому-то еще, допустим, хорошему знакомому, то привилегия эта растает как дым. Кроме того, миссис Козлак — не соучастница, не так ли? И не может воспользоваться пятой поправкой.[21]И ничто не помешает ей встать перед присяжными и под присягой показать, был у нее дома сахар или нет, когда ее муж спустился этажом ниже с пустой чашкой. Если сахар был, а я уверен в этом на все сто процентов, тогда его поход с пустой чашкой прямо укажет на то, что Уидмер его не соблазняла, но он использовал отсутствие сахара как предлог для проникновения в ее квартиру. И пришел он туда совсем за другим.